Т. Клайн - Церемонии [litres]

– Пит не захотел бы, чтобы я сидела дома и горевала. Сам знаешь, как ему нравились такие ночи, когда вся деревня собирается при свете звезд. Даже теперь я чувствую, как его дух стоит рядом со мной. Сейчас он всегда рядом. Думаю, и ты его чувствуешь.

– Да, – ответил Порот. И в каком-то смысле он и правда что-то почувствовал; а может, всего лишь подул ветерок. – Я почти что могу его коснуться.

Услышав за собой какое-то движение, он обернулся чуть ли с нетерпением и оказался лицом к лицу с матерью. Она несла на кухню один из коричневых термосов.

– Давай я тебе помогу, – сказал Сарр, взял у нее термос и пошел к дому, ожидая, что она последует за ним. Но в следующую же секунду оглянулся и увидел, что она не сдвинулась с места. Женщина стояла совершенно неподвижно, как будто у ее ног раскинулся безбрежный океан, и смотрела на него с выражением, которое он не мог точно прочитать в неясном свете.

– Ты иди, – проговорила она. – Тетя Лиза моет внутри посуду.

– Я знаю, – сказал Порот удивленно. – Остальные тоже там. Ты не пойдешь внутрь?

Она покачала головой.

– Мне нужно собираться. Уже поздно, позднее, чем я думала. – Порот уловил в голосе матери легкую усталость. Хотел было вернуться к ней, но она сделала шаг назад и подняла руку.

– Нет, за меня не беспокойся. Мне тут и делать-то почти нечего. А тебе нужно возвращаться на поле. Остальные уже все там.

– Я не собираюсь их задерживать, – сказал Сарр. – Но сначала хочу узнать, как ты планируешь добраться до дома.

Мать пожала плечами.

– Господь дал мне две крепкие ноги, и я еще достаточно здоровая, чтобы на них держаться.

Отчего-то Порот был уверен, что именно это она и скажет. Когда мать принимала какое-то решение, спорить с ней было бесполезно, но он все равно считал своим долгом попытаться.

– Мама, со всеми поворотами дорога занимает добрых шесть миль, и еще с милю нужно идти до твоего дома. Неблизкий путь.

– Не нужно мне рассказывать, какой он длинный, – сказала вдова Порот. – Я уже ходила по этой дороге.

– Но только днем. А теперь тебе придется идти в темноте.

– Как говорится, «во тьме остаются лишь те, кто не желает видеть». – Она пошла прочь.

– Я не понимаю, – сказал он. – К чему такая спешка? Ты приехала с тетей Лизой, и она рассчитывает вернуться с тобой. Или ты можешь немного подождать и поехать с Амосом Райдом. Они с Рахилью приехали на машине. Как и многие другие.

Вдова снова покачала головой; на ее лице проступила смутная тревога. Нет, не тревога. В ее взгляде читалась чуть ли не обреченность.

– Я не могу ждать, – сказала женщина почти скорбно. – Этой ночью я отчего-то стала думать обо всем, что было и будет, и о том, что меня ждут дела, которые больше нельзя откладывать. Я никак не могу избавиться от мыслей о грядущем… – Она едва слышно что-то пробормотала.

Порот напряг слух, пытаясь разобрать слова матери. Ему показалось, что она произнесла что-то вроде «вулы». Никогда прежде он не видел ее в таком состоянии.

– Погоди, погоди, – сказал он. – Ты просто расстроилась. А сегодня совершенно не с чего расстраиваться. Сегодня нужно радоваться. Только посмотри на меня! – Он раскинул руки в стороны. – Я наконец вернулся туда, где мне самое место. На нашу землю.

– Не говори глупостей, мальчик. Никакая это не наша земля. Ты прекрасно знаешь, что ею владел Энди Бабер, а до него – его отец и дед.

Порот нахмурился.

– Но сто лет назад она была нашей, а значит, мы были здесь первыми. Потому я и купил эту ферму. Я-то думал, что ты будешь рада, ведь ее построила твоя родня.

– Они не были мне родней. Это большая семья, сам знаешь. Они были из другой ветви.

– Они были Троэтами.

Женщина с горечью кивнула.

– И ты сам знаешь, что с ними случилось.

Порот почувствовал, как между лопаток пробежал холодок. Зачем она об этом вспомнила? Почему пытается испортить ему настроение в такую ночь?

Но мать уже принялась извиняться:

– Не обращай внимания. Я просто бестолковая старуха. Я рада, что ты так обустроился, что у тебя есть собственный дом, семена для посева и хлеб на столе. До сих пор ночь проходит счастливо, и я уверена, что с урожаем все будет в порядке. Я бы хотела как-то помочь тебе и твоей Деборе, но… – Она примолкла, как будто что-то вспоминая. – Но теперь уже куда позднее, чем я думала.

Торопливо махнув рукой, вдова развернулась и пошла по лужайке между домом и хозяйственными постройками в сторону дороги. На секунду, пока она пересекала квадраты света на траве под кухонным окном, ее силуэт как будто разросся и стал почти устрашающим. Потом она прошла мимо и снова превратилась в смутный призрак, печально спешащий куда-то в лунном свете. Обойдя дом, женщина скользнула в тень и пропала.

Порот ждал, когда она появится снова среди деревьев возле дороги, но через пару минут отвернулся. Поставил термос возле стола, нагнулся, поднял свой посох и пошел к полю и остальным мужчинам. Ночь и правда проходила счастливо, и личные переживания матери почти мгновенно вылетели у молодого человека из головы. Она наконец назвала Дебору по имени, это должно было что-то значить! И, по ее словам, урожай будет в порядке.

Хотелось петь.

Позади него женщины вновь наполнили сумки семенами; в мешке осталась лишь четверть содержимого. Дети с осунувшимися от усталости лицами сбились в кучку и внимательно следили, чтобы ни одно зернышко не упало мимо. Но еще внимательнее смотрели оставшиеся четыре кошки, невидимо затаившиеся в тени за каменным кольцом; их глаза горели как тлеющие угли.

Когда женщины повесили на плечи тяжелые сумки и медленно пошли обратно на поле, самый маленький из детей сунул руку в мешок и поднял сыпучую горсть семян. Подражая старшим, он с важным видом погрозил пальчиком и шепотом стал наставлять кукурузу:

Склонившись над распаханными бороздами, женщины подхватили песню и повторили старое привычное предупреждение:

Выпрямляясь, одна из них застонала и потерла живот. Ее соседка улыбнулась.

– Что тебя беспокоит, сестрица? Объелась пуховым хлебом?

Ее товарка кивнула.

– Эта звезда была здоровой как амбарная дверь, и я, кажется, съела добрую половину! Не знаю, отчего его зовут пуховым хлебом. Он тяжелый как камень.

Дебора остановилась, чтобы убрать с лица прядь волос.

– Мой муж все об этом знает, – сказала она, – но отчего-то предпочитает помалкивать.

Луна опускалась за верхушки деревьев. Женщины посмотрели вперед; в сумраке семь мужчин превратились в вереницу подвижных теней.

– Муку смололи каменным жерновом, из белой кремнистой кукурузы, – объяснял Порот. – Мне пришлось послать за ней аж в Типтон. Черношляпник, который мне ее продал, сказал, что муку мололи на водной мельнице.