Джон Лэнган - Дом окон [litres]

– Ты серьезно? – воскликнул Роджер и предпринял тщетную попытку улыбнуться. Зрелище было отвратительным.

– Ты спросил, чего оно хочет. И оно ответило: «Крови и боли».

Роджер вздрогнул, услышав мои последние слова, и никаких сомнений относительно увиденного у меня не осталось. Он сказал:

– Значит, ты утверждаешь, что, пока я был в камере полицейского участка, я заключил сделку с дьяволом?

– Я знаю, что ты совершил сделку, – ответила я. – А вот с кем или чем – этого я не могу сказать.

– Вот оно что. И договор я подписал кровью, продав свою бессмертную душу.

– Ты предложил свой инфаркт, который начался уже тогда. Но этого было недостаточно, и тогда ты согласился отдать все, что мог. Все, включая ребенка, которого я вынашивала. И оно забрало его. Ты предложил Теда, и ту штуку это позабавило.

– Так вот в чем дело? Ты считаешь, что в выкидыше виноват я?

– Дело не в этом, Роджер.

– Я бы так не сказал. Вполне очевидно, что потеря ребенка повлияла на тебя намного сильнее, чем я предполагал, в результате чего ты выдумала целую историю, чтобы выставить меня виноватым. Я и не знал, что ты так переживала.

– Речь сейчас не обо мне, – сказала я. – А о том, как в тюремной камере ты все, что только можно, променял на шанс отомстить.

– Я и понятия не имел, как глубоко сидит твоя обида.

– Перестань, – сказала я. – Хочешь сказать, что не сочинял часами свое проклятие?

– Да, я готовил выговор Теду. Я был зол. И нашел, куда направить эту злость. Разве меня не должен был разозлить его визит в наш дом в три часа ночи, его обвинения? Мне что, надо было сказать ему спасибо, за то, что он накинулся на меня?

– А как же сердечный приступ? Когда он начался?

– Я пришел к убеждению, что инфаркт случился, в сущности, тогда, когда на следующий день я отвернулся от Теда и направился к машине.

– Он начался именно тогда? А до этого все было хорошо?

– Признаюсь, у меня возникли некоторые подозрения, пока я сидел в камере, но, насколько мне известно, такое случается.

– И что же ты видел, когда случились эти «подозрения»?

– Знаешь, – сказал Роджер, – это уже слишком. Меня не в чем обвинить. Не надо делать меня главным антагонистом. Я хочу помочь Теду. Зачем мне ему помогать, зачем спасать его, если я решил обречь его на вечные муки?

– Ты чувствуешь себя виноватым, – сказала я. – В какой-то момент – точно не могу сказать: может, когда убили Теда, может, до, а может, после – ты, осознав, что натворил, испытал сожаление. И как только тебе представился шанс загладить свою вину, ты не преминул им воспользоваться.

– Ты, как я смотрю, все продумала. Полагаю, чувство вины не давало мне рассказать тебе об этом.

– Чувство вины и сомнения. Думаю, ты внушил себе, что это все привиделось тебе на фоне стресса, вызванного подозрениями на инфаркт. Потому что, если бы это оказалось правдой, если ты действительно заключил сделку, чтобы наложить на своего сына проклятие… Что же тогда ты за человек?

– И как же ты додумалась до… До всего этого? Потому что я ходил по ночам? Ты решила, что перемены в моих ночных занятиях означают угрызения совести?

– Я все видела.

– Видела что? Что ты имеешь в виду?

– После того, как я увидела Теда, после того, как убежала из закусочной в павильон, в котором ты меня обнаружил, пока я была там, я… У меня было видение. В ту ночь я была в камере. Я видела, как у тебя начался инфаркт, я видела, как та штука – око – явилась тебе. Сразу после восхода солнца.

На этот раз Роджер начал пить прямо из горла́; студенты гордились бы таким преподавателем. Он вытер губы тыльной стороной ладони.

– Невероятно. Правильно ли я понял: мы собирались пообедать, когда произошло травмирующее событие. Я отказываюсь верить, что ты видела Теда, но что бы ни предстало перед тобой, этого было достаточно, чтобы ты вскочила с места и вылетела из закусочной и понеслась по улицам Ок-Блаффс. В то же время, пока ты находилась в шоковом состоянии, к тебе пришло «видение», в котором я представлен козлом отпущения, и ты, ни секунды не сомневаясь, приняла его на веру. Тебе ни разу, судя по тому, что я сейчас услышал, не пришло в голову, что твое видение могло быть ложным, что в состоянии аффекта тебе могло привидеться все, что угодно.

– Зачем, Роджер? Зачем мне все это выдумывать?

– Как я уже говорил, ты, по-видимому, считаешь, что ответственным за выкидыш стоит считать меня. Вероятно, ты считаешь, что наш конфликт с Тедом в квартире сказался на тебе самым серьезным образом. Когда мы переехали в Дом, ты пережила несколько тревожных инцидентов. Не секрет, что тебе сейчас очень тяжело, Вероника. Иначе зачем мы сюда приехали? Ты забыла, как упала на лестнице? Судя по всему, ты на грани нервного срыва; а я этого даже не заметил. Сегодня днем ты… Ты довела себя до предела, и впоследствии выдумала такой сюжет, который бы собрал события последних месяцев в единое целое.

– То есть ты веришь, что твой сын взывает к тебе из бардо, ты веришь даже в то, что он пытается связаться со мной, но мое видение в павильоне – это, по-твоему, галлюцинация?

– Твое видение – неправда.

– Я была там. Я могла перемещаться по нему. Я хотела выбраться оттуда, но не могла. Я видела тебя на койке; я видела ту штуку в углу. Я ощущала ее. Так же, как и Дом.

– Забавно. Я прекрасно помню время, которое провел в камере – тогда я впервые оказался в тюремном заключении, – но что-то тебя я там не видел.

– Меня там не было. Я была невидимой.

– Вот оно что. И мои слова, естественно, это только доказывают.

– Хорошо. Видимо, я не смогу тебя переубедить.

– Я не говорю, что ты ничего не видела. Но увиденное тобою просто-напросто никогда не происходило в реальности.

– Не имеет значения. Я не могу тебя переубедить. Это просто смешно, учитывая, что я пытаюсь заставить тебя поверить в то, что ты сделал. Ладно, забудь. Ты можешь доказать мне, что я не права.

– И как же?

– Сними проклятие. Отмени его, забери его назад, откажись от своих слов.

– Я уже выражал сожаление по поводу высказанного Теду.

– Выразить сожаление и отказаться от своих слов – не одно и то же. И ты это знаешь.

– Что за глупости.

– Если это глупости, что сложного? Сними проклятие.

– Наш нелепый разговор стремительно принимает довольно неприятный оборот.

– Разве?

– Ты, должно быть, шутишь.

– Ни капли.

– Я не стану тебе потакать. Ты бросаешься безосновательными обвинениями. Обвиняешь меня в… Твои обвинения были бы чудовищными, если бы не были так абсурдны.

– Тянешь время, – заметила я. – Я твоя жена. Исполни мой каприз. Если ты можешь помочь мне избавиться от стресса, сбросить этот груз с плеч, то почему бы не сделать это прямо сейчас?

– Ты глумишься надо мной.