Елена Обухова - Ночной смотритель [СИ litres]

– Ну?

– Ровно через год, день в день, то же самое в том же месте сделала и ваша мать. Якобы от тоски по дочке, так и не смирившись с потерей. В ее крови было столько алкоголя, что ни у кого не возникло сомнений в картине произошедшего: поминала дочь, впала в тоску и по пьяни покончила с собой аналогичным образом.

– Ты мне это все зачем рассказываешь? – задержанный криво усмехнулся. – Я и так это все знаю.

– О, это не для тебя, это на камеру, – Соболев махнул рукой в объектив. – У тебя я хочу спросить: как на самом деле было? Это ты ее повесил, Глеб?

Глеб склонил голову набок, усмешка продолжала кривить его губы.

– Она была паршивой матерью. Из тех, кого надо принудительно стерилизовать, отправлять на аборт или забирать детей в приют. Пила, лупила нас по пьяни, орала, водила мужиков, которые тоже орали и лупили нас с сестрой. Я свалил из дома, как только смог. Машка осталась, маленькая еще была. Зря я ее бросил, конечно. Не думал, что до такого дойдет.

– Что случилось? – спросил Соболев, но таким тоном, как будто сам знал ответ на свой вопрос.

– Я узнал обо всем только на годовщину, – вздохнул Глеб. – Мать спьяну и проболталась. Сожитель у нее был. Очередной. Ну и в один день Машка ей в слезах рассказала, что тот на нее напал. Изнасиловал. А она ей в ответ по морде дала и сказала, чтобы не выдумывала. И прелестями своими перед ее мужиком не крутила. Надо было Машке ко мне прийти, да видно, постыдилась. Побоялась, что я ее тоже виноватой выставлю. Вот она и повесилась. Я, когда это услышал, сначала хотел просто свернуть шею этой дряни…

– Матери?

– И ей тоже, – кивнул Глеб. – Но садиться из-за них в тюрьму мне не хотелось. Мать, как всегда, напилась до беспамятства. Засунуть ее в петлю было несложно, а ваши разбираться особо не стали. Самоубийство и самоубийство. Хахаля ее я через неделю нашел, чтобы не слишком заметно было. В гаражах выследил и задушил. Забрал все ценное, что у него при себе было, так ваши списали на ограбление и тоже доискиваться не стали.

– А когда семь лет спустя с похожей историей на кладбище пришла девочка Алина, ты решил повторить свое правосудие на бис, так сказать?

Глеб пожал плечами и снова улыбнулся.

– И кто меня за это осудит? Они девчонку молодую до петли довели: говнюк тот и горе-мать. Зря вы мне помешали. Она же и вторую рано или поздно со свету сживет. Гнилые они, бабы эти.

– Ладно, с этим мне все понятно, – вздохнул Соболев. И в этом вздохе Юле послышалось невысказанное согласие с доводами Глеба. – Но первого парня ты за что убил? Он никого не насиловал. И вообще никому ничего плохого не сделал. Жил себе и жил. Даже то, что он якобы девушке своей изменил, пока не подтверждается. За что его?

– А его я не убивал, – так же спокойно и даже немного удивленно отозвался Глеб. – Когда его нашли и разговоры о Смотрителе пошли, тогда только я решил, что стоит на себя эту роль примерить по-настоящему, а не просто перед рыдающей девчонкой ночью на кладбище красоваться. Парня того я в глаза не видел.

– То есть как? А когда девушка его Смотрителя на кладбище звала и задание ему давала, хочешь сказать, тоже не ты к ней приходил? – удивленно прищурился Соболев.

– Не я, конечно. Я же не каждую ночь там хожу. И не всю ночь напролет.

– Тогда кто же это был?

Глеб снова пожал плечами и произнес тоном человека, объясняющего дурачку прописные истины:

– Видимо, это был тот, другой парень.

– Какой еще парень?

– Настоящий Смотритель.

19 октября 2016 года, 23:15

По пути домой Влад молчал, но Юля чувствовала его раздражение кожей. И не могла винить, учитывая все события. Даже она, наблюдая за допросом, поняла, что Глеб непричастен к первому убийству, но когда Влад заявил об этом Соболеву, тот разозлился:

– А давай ты не будешь учить меня делать мою работу? – рыкнул он, с громким хлопком опуская на стол папку, с которой был на допросе.

– Когда начнешь делать ее хорошо, обещаю, я перестану, – не удержался от сарказма в ответ Влад. – Очевидно же, что парень сорвался из-за конкретной ситуации и уже после первого убийства. В том случае все было иначе. Во-первых, Смотритель был по-другому одет. Во-вторых, на могильном камне имя полностью совпало с именем жертвы…

– В-третьих, в крови жертвы не было нитразепама, в-четвертых, труп лежал в другой позе, – тихо, но весомо добавил Логинов, не оборачиваясь к ним.

Юля вздрогнула при упоминании нитразепама, но сама не поняла почему. Знакомое название, где-то она его недавно слышала…

Влад же только неопределенно махнул рукой, давая понять, что присоединяется к сказанному.

– Люди в разные дни носят разную одежду, – отрезал Соболев. – Не каждое сочетание фамилии, имени и отчества легко найти на кладбище, а, возможно, Глеб во втором случае и не знал полного имени жертвы. Людмила целенаправленно «заказывала» своего любовника и, скорее всего, назвала имя целиком, а Алина просто упомянула виновника в смерти сестры, могла назвать только по имени. Нитразепамом, – он повернулся к Логинову, – первую жертву накачала испугавшаяся его гнева Аглая, а поза – это вообще не аргумент. Будь у нас три или четыре трупа, мы бы еще могли это анализировать, а так он мог просто экспериментировать. Или нарочно каждый раз класть тело по-разному. Или просто забыть, как труп лежал в первый раз.

– Тогда почему он не признается? – привел последний довод Влад. – Он уже взял на себя три убийства, был пойман при попытке совершить четвертое. Какой ему смысл отказываться от пятого?

– Да такой, что все признанные им жертвы слова доброго не стоят, – зло процедил Соболев. – Глядя на них, я сам готов выступить у него на суде со словами: «Глеб, конечно, виноват, но он не виноват». А первый парень выбивается из этого ряда и способен разрушить все то сочувствие, которое хороший адвокат может выжать из судьи, особенно если председательствовать будет женщина, имеющая дочь-подростка.

– Вот, ты сам это сказал! – зацепился Влад. – Первый парень не просто выбивается из ряда, он из него с грохотом выпадает!

– Так, все, закончили дискуссию, – вздохнул Соболев. – Суд разберется, дальше их дело. А ты бы лучше сел и написал заяв… Черт, подружка пусть за тебя напишет заявление, будем расследовать твое похищение и оставление в опасности. И ты бы подумал, кто мог так поступить, чтобы мне было с чего начать.

Влад сердито скрестил на груди руки и буркнул:

– Ничего мы писать не будем. Мне не нужно ваше расследование.

– Это еще почему?

– Я не доверяю полиции, – бросил Влад в ответ и попросил Юлю вывести его отсюда поскорее.

Что она и сделала с превеликим удовольствием, поскольку уже целую вечность мечтала о возвращении домой.

Только в лифте, поднимающемся на их этаж, она решилась спросить: