Наталья Тимошенко - Мертвая неделя [СИ litres]

– И пусть мы не можем остаться с вами навсегда, – добавила Алена, – мы мертвы, и наше место в Нави, но мы выведем вас отсюда. Только вы сами можете решать, где и как вам жить. И никто: ни баба Глаша, ни Сергей Николаевич, ни сам дьявол – не смеют вам указывать.

Темнота вокруг снова зашевелилась, обрывая ее слова. Другие навьи, настроенные не так дружелюбно, но учуявшие легкую добычу, торопились к ним, слепо шарили руками в темноте, натыкались на деревья, путались в высокой траве, шли наугад, на звук, на запах, но шли. Мирра инстинктивно шагнула ближе к Матвею, но Алена тронула ее за руку, успокаивая.

– Не бойся. Мы не позволим им причинить вам вред, – заверила она. – Обычная навь не станет с нами сражаться, а если вдруг рискнет, то проиграет. Потому что однажды мы уже отдали за вас жизнь, отдать за вас смерть нам ничего не стоит. И мертвые чувствуют это.

– А как насчет живых? – поинтересовалась Лика, зябко ежась. – За нами уже наверняка идет погоня.

– С бабой Глашей и Сергеем Николаевичем так просто не справиться, – покачала головой Вика, ее мама. – Они сильнее нас.

– Тогда не будем терять время, – заключила Света.

Степан

Побег удался. Матвей не делился с ним планами, не доверял больше, и Степа не мог его в этом винить. Но чувствовал, что просто так он не сдастся. По крайней мере, если бы это Полину отправили на верную смерть в лес, Степа бился бы за нее до последнего. Будет биться и Матвей, Степа не сомневался. Затаился на время, выжидает. Ищет возможность. Потому что бросаться на амбразуру в его случае – поступок весьма героический, но абсолютно бесполезный.

И Матвей дождался. Они пошли танцевать, и Степа как чувствовал, что не просто так. Они тоже пошли. Пусть Матвей ни о чем его не просил, но Степа готовился помочь в нужную минуту. Видел, как медленно они приближались к краю освещенной площадки, знал, что выбирают момент. И такой момент он им предоставил. Закружил Полину в веселом танце, закрутил как заправский танцор, будто всю жизнь этому учился. Все смотрели на них, восхищались прекрасной парой, и Матвей с Ликой скользнули в темноту.

Они не успели уйти далеко, как музыка стихла. Но Степа тотчас же потребовал польку. Веселую, задорную, быструю. И снова закрутил Полину под грянувшую музыку, давая беглецам немного форы.

Побег обнаружили. Сергей Николаевич остановил музыку, включил все освещение, поднялся на место музыкантов, осматривая площадку.

– Где они? – рявкнул в микрофон.

Гости испуганно заозирались, подняли головы даже те, кто давно спал лицом в салате.

– Где они?! – повторил он, а затем шальным взглядом осмотрел толпу, остановился на Степе с Полиной. Спрыгнул на землю и размашистым шагом, почти бегом, подошел к ним.

– Где они?! – повторил он. – Отвечай!

Полина испуганно съежилась, шагнула за спину Степе, но не успела: Сергей Николаевич грубо схватил ее за руку и потянул на себя. Приблизил искаженное яростью лицо к ее милому перепуганному личику и прошипел: – Узнаю, что помогла сбежать, лично навьей сделаю!

И у Степы в голове что-то щелкнуло. Переключился какой-то важный тумблер, отвечающий за страх перед этим человеком, за уважение перед бабой Глашей, за гордость перед ответственной миссией. Выключил их. Осталось только желание защищать ту, что согласилась быть его женой.

Ни слова не говоря, Степа шагнул вперед, и сильные пальцы, не боящиеся самой трудной, самой черной работы, сомкнулись на шее Сергея Николаевича.

– Отпусти ее, – спокойно, даже как-то лениво сказал он.

Сергей Николаевич перевел на него ошалелый взгляд, в котором читалось крайнее изумление, будто его укусила бабочка. Он продолжал удерживать Полину за руку, оставляя синяки на нежной коже, и Степа сжал пальцы сильнее.

– Отпусти ее, – повторил он. – Иначе я сверну тебе шею.

– Степа! – На второй его руке повисла баба Глаша, но Степа легко отмахнулся от живого мертвеца.

Сергей Николаевич захрипел, задергался и наконец выпустил руку Полины. Полина отпрыгнула в сторону, потерла ладонью начавшее наливаться синевой запястье. Степа еще несколько долгих мгновений сжимал шею мужчины, а потом наконец тоже разжал пальцы.

– Ты еще пожалеешь об этом, – пригрозил Сергей Николаевич.

– Еще раз тронете мою жену – пожалеете вы, – не остался в долгу Степа, ловя на себе восхищенный взгляд Полины. – Отправитесь в погоню за Матвеем и Ликой – тоже. Я сильнее вас. И вы это знаете.

Лика

Воровато оглянувшись, Лика приподняла длинную юбку и вытащила привязанный бинтом к ноге тюбик крема для рук, быстро выдавила белую субстанцию на тыльную сторону ладони, тщательно растерла, уделяя особое внимание самым страдающим местам – между пальцев, а потом спрятала тюбик обратно. Матушка Фотиния (вот имечко-то выбрала себе!) не одобряла использование никаких косметических средств, даже если ты целый день мыла посуду или того хуже – стирала белье. Каждая должна нести послушание кротко, не роптать, не жаловаться. А если пользуешься кремом, значит, ропщешь. Лика придерживалась другого мнения, но спорить с игуменьей уже давно перестала. Без толку это все. Проще втихаря делать так, как считаешь нужным.

Ужин давно закончился, Лика убрала трапезную, вымыла посуду, расставила сушиться и только после этого покинула кухню. Личного времени оставалось немного, но сегодня она не собиралась тратить его на книги или интернет. Сегодня ее ждали в монастырском саду посетители, и она торопилась к ним. Она и посуду позже помыла бы, как делала частенько, когда несла послушание на кухне, но матушка Фотиния уже успела наорать на нее два раза за день, третий определенно будет лишним.

Матвей и Мирра сидели на скамейке в тени сильно разросшегося куста сирени. Весна в этом году выдалась поздней, а потому многочисленные гроздья уже налились, но еще не распустились. В воздухе пахло свежей травой и молодыми листьями, но божественного аромата сирени пока не ощущалось. Лику посетители еще не увидели, и она шла незамеченная, а потому позволила себе на мгновение позавидовать им, подумать о том, что вместо Мирры должна сидеть она, но быстро справилась с эмоциями. На месте Мирры она сейчас сидела бы в глухой деревне. Не то чтобы крохотный монастырь был намного лучше, а матушка Фотиния в гневе даст фору двум бабам Глашам, а все-таки Лика была уверена, что там ей нравилось бы меньше. Особенно теперь, когда даже в монастыре она смогла вернуться к любимому делу.

Первый год в монастыре Лика выла волком, постоянно конфликтовала с монахинями и другими послушницами, доводила до слез трудниц и до истерических припадков игуменью. Если бы могла – сбежала бы. Но сбежать Лика не могла. Как и матушка Фотиния не могла ее выгнать. И стала бы жизнь Лики при монастыре каторгой для всех, если бы не помог случай.