Владимир Алеников - Спальный район

В какой-то момент даже решили кидать жребий, но до этого так и не дошло. Головин в составе концертной актерской бригады отправился выступать на фронт и оттуда уже никогда не вернулся.

Впоследствии выяснилось, что концертная бригада была захвачена в плен. О несостоявшейся свадьбе и незадачливом женихе вскоре забыли, однако спустя лет двадцать после войны сестры неожиданно услышали знакомый голос по радио. Американский певец Айгор Финкельштайн, владевший незабываемым замечательным баритоном, радостно исполнял вместе с Фрэнком Синатрой рождественские песни.

Последние тридцать лет княжны Шаховские мирно старели в своей единственной, оставшейся у них комнатушке. Шаркая ногами, ходили они по длинному коридору, по которому еще детьми когда-то бегали наперегонки.

Ходили вынужденно в места общего пользования, в том числе и на плохо освещенную кухню с закопченным и темным от времени потолком, где, среди прочих, у них была своя газовая плита, над которой висело также принадлежавшее им алюминиевое корыто для стирки и мытья.

Там, на кухне, сестры беззлобно поругивались со своими многочисленными соседями по дому и, так же шаркая, возвращались обратно, в комнатку, где жили преимущественно воспоминаниями, которые в связи с обилием бессчетных любовников нещадно путались. Это вызывало крайнее раздражение обеих, они ожесточенно спорили, ссорились и порою не разговаривали потом друг с другом неделями.

Самым ярким событием последних десятилетий, безусловно, стал неожиданный переезд с Остоженки в Бирюлево. Во всем огромном доме сестры Шаховские были, пожалуй, единственными, кого известие об этом переселении привело в полнейший ужас. Все остальные без какого-либо сожаления, более того, с вызывавшим отвращение энтузиазмом готовились перекочевать из тесных надоевших комнатушек без удобств в новые самостоятельные квартиры с раздельным санузлом.

И только лишь старые княжны всячески сражались с грядущим бедствием, тщетно пытались отстоять свое право дожить жизнь в доме, в котором когда-то родились.

Но все было бесполезно. Дом шел на капитальный ремонт, а затем в нем собирался расположиться какой-то крупный банк, с которым тягаться им было явно не по силам.

Так сестры в один черный день и оказались жительницами бирюлевской новостройки.

Анастасия Всеволодовна завершила свой своеобразный пируэт и, шаркая, засеменила на кухню. В этой маленькой, сморщенной старушке в замусоленном халатике уже ни под каким видом нельзя было заподозрить бывшую красавицу, неотразимо действовавшую на мужчин. В сухонькой ручке она крепко сжимала полученную от Никиты Бабахина пачку денег.

Оказавшись на кухне, Анастасия Всеволодовна, вопреки пафосно провозглашенному при Никите заявлению о своем полном к нему доверии, тщательно пересчитала пачку, приближая при этом каждую купюру совсем близко к своим подслеповатым глазкам.

Наконец, удовлетворившись подсчетом, она аккуратно спрятала деньги в ящик стоявшего на кухне резного, чудом оставшегося от прошлой жизни буфета, и только после этого позволила себе перевести дух.

Выцветшие от времени глазки старой княжны возбужденно блестели, узкая щель ее запавшего внутрь рта расползлась в ликующей улыбке. Опять все так славно получилось! Натали будет довольна, ее никто не потревожил.

Благодаря их поразительному сходству они не раз на протяжении своей долгой жизни выдавали себя одна за другую, и Анастасия Всеволодовна могла бы с легкостью прибегнуть к испытанному трюку. Почтальон, безусловно, попался бы, также как и все прочие.

Но сегодня даже это не понадобилось. Болван с почты с легкостью согласился на подлог. Собственно, ничего в этом нет удивительного. Было б, напротив, странно, если бы на почте работал ответственный человек, серьезно относящийся к своим обязанностям. Но этого не может быть просто по определению.

Такое у них государство, что везде работают одни болваны.

Анастасия Всеволодовна вышла из кухни, походя набросила на себя теплую, несколько побитую молью шаль и, пройдя мимо закрытой двери, за которой располагалась спальня, все той же шаркающей семенящей походкой отправилась через гостиную прямиком на балкон.

Потянув за ручку, она довольно легко открыла балконную дверь и аккуратно переступила через порожек.

На балконе во всю его длину располагалась раскладушка, на которой, накрывшись с головой шерстяным одеялом, тихо лежала Натали, в просторечии Натуся, Натусенька, а если совсем коротко, то и вовсе Туся.

– Все в порядке, – сообщила ей Анастасия Всеволодовна. – Денежки получила. И твои, и мои. Можешь быть спокойна.

Наталья Всеволодовна, судя по всему, буквально восприняла слова сестры, во всяком случае, ни малейшей реакции с ее стороны не последовало.

– Я тебе говорю, Натуся! – несколько раздраженно заметила Анастасия Всеволодовна. – Все хорошо вышло. Слышишь?

Но Натусенька и на этот раз никак не отреагировала, что вконец обидело ее сестру.

– Ну и ладно! – сердито заявила она. – Можешь лежать и молчать. Сколько хочешь. Дело твое!

Тут неожиданно похожее на сдувшийся воздушный шарик личико Анастасии Всеволодовны окончательно сморщилось, и она вдруг тихонько и тоненько захихикала, слегка прикрывая ладошкой беззубый ротик.

Отсмеявшись, Анастасия Всеволодовна осторожно сдвинула одеяло с головы лежавшей сестры.

С пожелтевшей от времени, с грязными подтеками подушки на нее провалившимися пустыми глазницами в упор смотрела высохшая до предела мумия.

Анастасия Всеволодовна ласково провела рукой по почти голому черепу с остатками белесых волос. Уже семь лет как Туся лежала здесь, на балконе.

Она снова хихикнула. А эти идиоты все годы по-прежнему исправно платят пенсию им обеим. Так им и надо, ублюдкам! Это ублюдочное государство сначала полностью искалечило им жизнь, а под ее финал еще и отобрало их дом, сослало их сюда, в Бирюлево.

Так что пусть платят! По крайней мере до тех пор, пока одна из них жива, они будут платить обеим.

– Правда, Тусенька? – спросила она у сестры.

– Правда, Асенька, – ответила Натали. И даже похвалила ее.

– Ты у меня умница, – сказала. – Все очень правильно делаешь.

Анастасия Всеволодовна радостно улыбнулась. Другого от своей любимой единственной сестры она и не ожидала. Натуся всегда умела поддержать ее в трудную минуту.

Она заботливо подоткнула сестре одеяло. Потом слегка застенчиво предложила:

– Я с тобой посижу немного, хорошо?

И, не дожидаясь ответа, невесомо присела на край раскладушки.

– Только я недолго, ладно? А то замерзну. На улице уже холодно, я простудиться могу, – пояснила она Тусе. – Я же всегда холод плохо переносила, ты-то ведь знаешь. Всю жизнь очень легко простужалась. А с возрастом совсем мерзлявая стала, – доверительно пожаловалась она сестре.