Говард Лавкрафт - Кошмар По-эта

Из жёлта шелка маска Существа,
И складки странные на ней таят
Лик неземной, но спросит кто едва,
Что у него за выдавленный склад.
Искали многие маячный свет,
Но что нашли – не даст никто ответ.

I cannot tell why some things hold for me
A sense of unplumbed marvels to befall,
Or of a rift in the horizon’s wall
Opening to worlds where only gods can be.
There is a breathless, vague expectancy,
As of vast ancient pomps I half recall,
Or wild adventures, uncorporeal,
Ecstasy-fraught, and as a day-dream free.

It is in sunsets and strange city spires,
Old villages and woods and misty downs,
South winds, the sea, low hills, and lighted towns,
Old gardens, half-heard songs, and the moon’s fires.
But though its lure alone makes life worth living,
None gains or guesses what it hints at giving.

Способны вещи некие внушить
Мне чувство, будто грянут чудеса,
Иль что разверзнутся вдруг небеса,
Открыв миры, где боги могут быть.
Есть ожиданье, враз не объяснить —
Как пышности, в былом что ныне вся,
Иль приключений, в коих грез краса,
А дух в восторге мчится во всю прыть.

Оно в закатах, в шпилях городов,
В селеньях старых, в рощах и холмах,
Во мглистых дюнах, в городских огнях,
В негромких песнях, в магии садов.
И хоть за лишь один соблазн жить стоит,
Не алчут знать, намек его что кроет.

Once every year, in autumn’s wistful glow,
The birds fly out over an ocean waste,
Calling and chattering in a joyous haste
To reach some land their inner memories know.
Great terraced gardens where bright blossoms blow,
And lines of mangoes luscious to the taste,
And temple-groves with branches interlaced
Over cool paths – all these their vague dreams shew.

They search the sea for marks of their old shore —
For the tall city, white and turreted —
But only empty waters stretch ahead,
So that at last they turn away once more.
Yet sunken deep where alien polyps throng,
The old towers miss their lost, remembered song.

Раз в год, в печальных осени огнях,
За океаны стаи птиц летят,
В счастливой спешке щебеча вразлад,
Чтоб оказаться в памятных краях.
Висячие сады в чудных цветах,
И манго сладкие, за рядом ряд,
И в рощах храмов ветви шелестят
Над тропками – все это видят в снах.

В полете ищут линии брегов
Да в шпилях града белого черты —
Но лишь пустые воды впереди,
Так что меняют курс они свой вновь.
А средь полипов в глубине морской
Ждут песнь их башни древние с тоской.

I never can be tied to raw, new things,
For I first saw the light in an old town,
Where from my window huddled roofs sloped down
To a quaint harbour rich with visionings.
Streets with carved doorways where the sunset beams
Flooded old fanlights and small window-panes,
And Georgian steeples topped with gilded vanes —
These were the sights that shaped my childhood dreams.

Such treasures, left from times of cautious leaven,
Cannot but loose the hold of flimsier wraiths
That flit with shifting ways and muddled faiths
Across the changeless walls of earth and heaven.
They cut the moment’s thongs and leave me free
To stand alone before eternity.

Не надо нового мне барахла —
Ведь свет сперва явил мне старый град,
От моего окна где крыш каскад
Спускался в гавань – видам нет числа.
И улицы, заката где лучи
Оконца красили дверей резных,
И шпили с блеском флюгеров златых —
Все это в детстве снилось мне в ночи.

Сей клад из сдержанной закваски лет
Тех призраков докучных гонит вон,
Снуют что с чепухой со всех сторон
Меж неба и земли бессменных сред.
Они мгновенья путы рвут на мне —
И вот я с вечностью наедине.

It had been old when Babylon was new;
None knows how long it slept beneath that mound,
Where in the end our questing shovels found
Its granite blocks and brought it back to view.
There were vast pavements and foundation-walls,
And crumbling slabs and statues, carved to shew
Fantastic beings of some long ago
Past anything the world of man recalls.

And then we saw those stone steps leading down
Through a choked gate of graven dolomite
To some black haven of eternal night
Where elder signs and primal secrets frown.
We cleared a path – but raced in mad retreat
When from below we heard those clumping feet.

Он стар был, Вавилон когда был нов;
То тайна, сколько спал он под холмом,
Его гранит где мы с большим трудом
Отрыли и явили миру вновь.
Там были основанья крепостей
И статуи, в которых отражен
Вид фантастических существ времен,
Что не остались в памяти людей.

А после мы нашли ступеней ряд,
Вниз ведших чрез фигурные врата
В покои, в коих ночь царит всегда,
И Знаки Старших холодно глядят.
Мы внутрь вошли, и ужас нас объял:
Там в недрах кто-то тяжело ступал.

His solid flesh had never been away,
For each dawn found him in his usual place,
But every night his spirit loved to race
Through gulfs and worlds remote from common day.
He had seen Yaddith, yet retained his mind,
And come back safely from the Ghooric zone,
When one still night across curved space was thrown
That beckoning piping from the voids behind.

He waked that morning as an older man,
And nothing since has looked the same to him.
Objects around float nebulous and dim —
False, phantom trifles of some vaster plan.
His folk and friends are now an alien throng
To which he struggles vainly to belong.

Не уходил он плотью никогда,
Рассвет его в постели заставал,
Но еженощно дух его летал
К мирам, где нет земного ни следа.
Он Йаддит зрел, не тронувшись умом,
И в Гурской области не встретил смерть,
Вдруг флейты зов вселенной круговерть
Пронзил из бездн в безмолвии ночном.

Он будто постарел с тех самых пор,
И видится ему весь мир иным.
Вокруг предметы плавают, что дым —
Лишь плана большего фантомный вздор.
Семья, друзья ему теперь чужды,
Не может быть он частью их среды.

Over old roofs and past decaying spires
The harbour whistles chant all through the night;
Throats from strange ports, and beaches far and white,
And fabulous oceans, ranged in motley choirs.
Each to the other alien and unknown,
Yet all, by some obscurely focussed force
From brooding gulfs beyond the Zodiac’s course,
Fused into one mysterious cosmic drone.

Through shadowy dreams they send a marching line
Of still more shadowy shapes and hints and views;
Echoes from outer voids, and subtle clues
To things which they themselves cannot define.
And always in that chorus, faintly blent,
We catch some notes no earth-ship ever sent.

Над крышами, одна другой старей,
Всю ночь звучит из порта песнь гудков;
В том хоре голоса седых брегов,
Чужих причалов, сказочных морей.
Хоть каждый с остальными незнаком,
Но под влияньем наведенных сил
Из хмурых бездн, что Зодиак сокрыл,
Слились все в гуле космоса одном.

Туманом снов они пускают строй
Неясных форм, намеков и картин,
Отзвучий пустоты вовне, причин
Вещей, самим что не постичь порой.
И в этом хоре слышим мы всегда
Те звуки, что не шлют с Земли суда.

The way led down a dark, half-wooded heath
Where moss-grey boulders humped above the mould,
And curious drops, disquieting and cold,
Sprayed up from unseen streams in gulfs beneath.
There was no wind, nor any trace of sound
In puzzling shrub, or alien-featured tree,
Nor any view before – till suddenly,
Straight in my path, I saw a monstrous mound.

Half to the sky those steep sides loomed upspread,
Rank-grassed, and cluttered by a crumbling flight
Of lava stairs that scaled the fear-topped height
In steps too vast for any human tread.
I shrieked – and knew what primal star and year
Had sucked me back from man’s dream-transient sphere!

По мрачной пустоши тропа вела,
Где в сером мху лежали валуны,
И брызги, столь тревожны, холодны,
Из вод взметались, бездна что гнала.
Стих ветер, не доносился больше звук
От древа чуждой формы и кустов,
И тут, пейзаж пустынный расколов,
Пред мной поднялся холм огромный вдруг.