Пэт Кэдиган - Ночные видения [сборник litres]

– Стивен Броувард, – сказал старик. – Сферу построили специально для него еще в сорок девятом. Тогда-то он и поступил сюда после того, что натворил.

– В тысяча девятьсот сорок девятом? Сколько же лет этому пациенту?

– Ох, он стар, – сказал Макиндоу. – Старше меня. Должно быть, девяносто пять, девяносто семь, что-то около того. Да вы видели его, мистер Кеннет. Охранники зовут его Обрубком.

– А, так это он, – сказал Кеннет, пытаясь и безуспешно не скривить рот. – Тот, у которого нет пальцев на руках и ногах.

– Пальцы на руках у него как бы есть, – невозмутимо сказал Макиндоу. – Только он отрезал их на уровне второго сустава. Но насчет пальцев на ногах вы правы.

– Членовредитель? – спросила Орандо с интересом клинициста. – Зачем он нам? И почему его здесь так долго держат?

– Убийство, – лаконично отвечал Макиндоу. – Серийные убийства. В шестьдесят пятом он погубил почти всех, кто был в лечебнице для душевнобольных в Уикшоу. Двадцать – тридцать человек.

– Что? – сказала Орандо и нахмурилась. – Не может быть. Я бы знала об этом хотя бы что-нибудь. У меня вторая докторантура по психологии серийных убийц. Я охватила всех, кто убил более десяти человек.

– Мне так говорили, – сказал Макиндоу с тем, что, как он надеялся, могло сойти за примирительное пожатие плечами. Он уже знал, что спорить с новым главным врачом не следовало, и ему было важно сохранить для себя нынешнюю работу в больнице. Хотя бы еще на несколько лет.

– А эта сфера?

– Сюда его сажали на Хэллоуин, – сказал Макиндоу. – В это время он бывал… особенно расстроен.

– Вы сажали туда пациента? – переспросила Орандо. Она выпрямилась в полный, впечатляющий рост и посмотрела на Макиндоу как на какое-то пакостное животное.

– Нет, – сказал Макиндоу. – Он сам себя туда сажал. Наутро перед Хэллоуином так кротко просил отвести себя в свою особую комнату и не выпускать оттуда до следующего рассвета. И так каждый Хэллоуин. Хотя насчет каждого семнадцатого он волновался особенно.

– Выглядит воздухонепроницаемой, – сказал Кеннет. – Он бы задохнулся, если бы просидел там больше суток. И удобств нет…

– И расцарапать себя нечем, – тихо заметил Макиндоу.

– Что это было? – спросила Орандо. – И что это за история с семнадцатым Хэллоуином?

– У него ужасный зуд, – объяснил Макиндоу. – Он усиливается со временем, с каждым годом и всегда обостряется на Хэллоуин. Особенно сильное обострение бывает каждые семнадцать лет. После Хэллоуина ослабевает и потом снова постепенно усиливается. В этой сфере нечем себя расцарапать.

– Это потому он отрезал себе пальцы на руках и ногах? – спросил Кеннет с блеском в глазах, выдававших живой интерес, но все же снова скривил рот.

– Думаю, да, – сказал Макиндоу. – Вырвал себе все зубы. Перед тем как сюда войти, отдавал свои зубные протезы.

– Сколько места зря пропадает, не говоря уж о расходах на создание этой… этой сферы, – сказала Орандо. – И что это мои предшественники думали потворствовать заблуждениям пациента таким образом? Что ж, в эту сферу он больше не попадет. Девяностолетний пациент в таких стесненных условиях? Где угодно, но только не в моей больнице. Мы его успокоим медикаментозными средствами, если придется, но до Хэллоуина еще полтора месяца. Курс лечения – под моим руководством – приведет к ремиссии или даже подавлению симптомов. Вы что-то сказали, Макиндоу?

– Да, мэм, – отвечал Макиндоу. – Этот Хэллоуин будет семнадцатым. Броуварт будет по-настоящему – я это серьезно говорю – по-настоящему плох…

– Я уже говорила о потакании иллюзиям! – перебила Орандо. – Надеюсь, мне не придется иметь дело с психозами у сотрудников больницы?

– Нет, мэм, – сказал Макиндоу, уже думавший о том, как бы ему самому и нескольким его друзьям из сотрудников больницы избежать дежурства на Хэллоуин.

Макиндоу видел Броуварда в 2001 году, и за семнадцать лет до этого, в 1984-м, и даже за семнадцать лет до этого, когда только начинал работать в больнице. И в каждом из этих случаев, Макиндоу очень утешало существование сферы, в которую можно было посадить Броуварда.

– Как поживаете, мистер Броувард? – спросил Макиндоу, останавливаясь в комнате отдыха возле высокого, но сутулого старика, который наполнял бумажный стаканчик водой из кулера.

– Плохо, – сказал Броувард, гримасничая. – Этот новый доктор, главный врач, она дает мне разные таблетки, испытывает и говорит со мной во время перерывов в работе. Это называется перерыв в работе! Я тогда хочу спать, как и полагается.

– Как ваш… ваш зуд? – тщательно подбирая слова, спросил Макиндоу.

Броувард посмотрел на свою грудь, на кисти с пеньками пальцев в кожаных перчатках, которые стали подниматься к грудине прежде, чем он с заметным усилием вернул их к бокам.

– Плохо, – мрачно сказал он. – Эта врачиха думает, что гипнотизирует меня так, что не захочется чесаться. Но все равно хочется. Десять дней остается… на этот раз будет ужасно, я уж чувствую. Даже и для семнадцатого раза.

– Семнадцать лет, – прошептал Макиндоу, внимательно осматривая комнату. Он не хотел, чтобы кто-то из сотрудников сообщил, что он, Макиндоу, сошел с ума.

– Да, – сказал Броувард. – Если бы прежний главный врач, доктор Гутиеррес, не заказала бы для меня эту сферу, я бы сейчас сильно волновался.

Его руки снова задвигались, оставшиеся пальцы приблизились к груди, обрубки стали скрести тело под голубым халатом. Броувард состроил гримасу, обнажив свои прекрасные зубные протезы, и заставил руки с остатками пальцев, подобными когтям, повиснуть по бокам.

– Так… так все эти беседы, гипноз и новые лекарства не помогают? – спросил Макиндоу.

– Не-а, – ответил Броувард. – Зудит сильно. Но я могу сдержаться, Мак. Я могу сдерживаться до Хэллоуина. А в этой сфере… царапать нечем. Все будет хорошо. Моя прапрабабушка жила с этим больше ста лет, так я думаю. И я как-то прожил с этим пятьдесят, разве нет?

Тон был просительный, глаза увлажнились.

– Да, да, – протянул Макиндоу и стиснул плечо Броуварда, желая поддержать старика. Мускулатуры в этом плече почти не было, одна кость. От Броуварда вообще мало что осталось, помимо кожи и костей.

– Вы хороший человек, – пробормотал Броувард. – Черт, вы мне прямо как родной… – последние слова он говорил все тише и вдруг взглянул на Макиндоу так, как будто бы увидел его в новом свете.

– Семья… – прошептал он.

– Да, мы давно знаем друг друга, – сказал Макиндоу. – Вас я знаю так давно, как никого другого.

Макиндоу попытался улыбнуться, но чувствовал себя старым. Ему было страшно. Он уже устроил так, чтобы не дежурить на Хэллоуин. Поделать он ничего не мог. Если бы он помог Броуварду попасть в сферу, доктор Орандо того оттуда выгонит, Макиндоу потеряет работу, а если потеряет работу, то потеряет и жилье, а он воспитывал троих внуков, и до того, как младший из них пойдет в среднюю школу, оставалось еще четыре года. Поделать Макиндоу ничего не мог.