Валерия Спасская - Время светлячков

Лара села на её огромную спину, и птица понесла девушку в небо, устремляясь всё выше и выше, к свету. Они летели и, казалось, привычная реальность растворялась в волшебном сиянии, птица приближалась к солнцу, да и сама она, казалось, была этим солнцем, и Ларе становилось всё жарче и всё труднее дышать. Мир пропал из виду, и раскалённые перья птицы уже не ласкали своей мягкостью, а обжигали, и это огромное удивительное существо, недавно казавшееся таким дружелюбным, вдруг превратилось в пылающего монстра, а затем — просто в огненный шар, который больше не летел вверх, а падал вниз, в бездну отчаяния. Лара чувствовала даже не телом, а сердцем своим неизбывную боль, и вместе с падением в пропасть усиливался жар в груди. Она вспоминала то, чего помнить не могла — огромный костёр и множество людей вокруг — они смотрели на неё, выкрикивая проклятия, они желали ей зла. И в этом костре погибало её тело, оставляя след в душе, который ей, как крест, пришлось нести в новое воплощение.

Потом Лара оказалась на дне пропасти, там было холодно, темно и страшно, сырые стены вокруг пахли землёй и разложением, воскрешая в памяти то, что она бы хотела забыть… больничную палату с запахами чистоты и лекарств, белоснежные простыни и одеяла, плачущих детей, которых утешали взрослые, жалостливые взгляды и её саму — лет трёх-четырёх, в старых штанишках с дырками на коленках и такой же замызганной маечке непонятного цвета…

…Она могла делать всё, что угодно. Сидеть в палате, выходить в коридор, где взрослые прогуливались и играли со своими детьми, вот только с ней никто не играл… Она была одна и не понимала, почему так.

Лара зашла в туалет и возле раковины встала на цыпочки, чтобы посмотреть на своё отражение. Из куска разбитого зеркала на неё глядела странная коротко стриженая девочка с худым лицом и огромными глазами, с зелёной соплёй под носом… сколько она себя помнила в детстве — она всё время болела. По ночам её бил сухой страшный кашель, как будто что-то скрипело, скрежетало и грозило сломаться внутри, и иногда чья-нибудь более жалостливая мама подходила, садилась на краешек кровати и растирала ей спинку или даже брала на руки и качала недолго.

Маленькая Лара, обезумевшая от такого внимания, утром бросалась к этой чужой доброй женщине, забиралась к ней на колени, но женщина, хоть и жалела девочку, старалась поспешно спустить её на пол и отправить обратно на кроватку, сунув книжку или игрушку, пока её собственный ребёнок не заходился криком от ревности.

Лара не плакала. Она, наверно, когда-то ещё в самом начале своей коротенькой жизни накричалась и узнала, что это не помогает, а потому перестала плакать совсем. Но, глядя в зеркало, девочка видела следы этих печальных дней, которых она не помнила — залёгшие под глазами синеватые круги. Лара моргала, смотрела на себя и шла бродить по коридору дальше.

Отражение было единственным другом, который у неё был.

А потом она начала видеть необычные вещи — во снах, а иногда даже и просто так, вокруг. Трудно сказать, было ли это плодом её воображения или какой-то болезнью, но, разглядывая страшные картинки, которые она рисовала, взрослые предпочли второй вариант и отправили её на лечение в другую больницу. Там Лара встретила множество странных детей с кривыми ногами и руками, с холодной, как у лягушек, кожей, детей, которые не следили за собой, ходили растрёпанными и не умели говорить, хотя были уже совсем не маленькими, или, что ещё хуже, болтали беспрерывно всякую чушь. Детей, которые носились как бешеные и орали, задирая всех подряд, или, наоборот, сидели тихо в уголке, раскачиваясь взад-вперёд и бурно реагируя на всякие попытки их тронуть, детей, которые плохо пахли, потому что не мылись сами и не давали их мыть… несчастных, брошенных, обиженных больных детей.

В этой больнице Ларе давали лекарства, от которых постоянно хотелось спать, и все мысли и образы из головы пропали совсем. К сожалению, исчезло не только плохое, но и хорошее — то, что служило ей утешением — яркие краски цветов, рек, лесов и полей, образы родителей, которых она постоянно придумывала — они тоже пропали, и девочка лежала печальная в кровати целыми днями, потому что ей ничего не хотелось. Ей разрешали рисовать, давали карандаши, но она подолгу сидела над белыми листками и изредка выводила на них бессмысленные круги и разводы.

Через месяц Лару отправили обратно в приют, в эту шумную толпу безликих детей, ни с кем из которых она не дружила. Ей перестали давать сонные таблетки, и страшные образы вернулись вновь: языки пламени, пожирающего всё вокруг, ощущение огня на коже, запах палёного мяса, удушающий дым… а порой, когда она лежала без сна в темноте, из углов комнаты вылезали страшные чудовища с окровавленными острыми клыками, вращающимися глазами, с ушами, рогами, когтями, копытами, с раздвоенными хвостами, с крыльями и чешуёй — совершенно разные, один ужаснее другого. Лара видела странную печь с горящим внутри огнём, круглые склянки разных размеров, необычные инструменты, разноцветные порошки, древние потрёпанные книги, над которыми она сидела, склонившись, пытаясь разобрать написанные в них полустёртые символы. Это была как будто она и не она в то же время, а взрослая растрёпанная женщина с безумным сияющим взглядом, в груди которой горел огонь познания, огонь желания, огонь страсти….

В маленькую комнату, освещённую тусклым светом свечи со стекающим воском, заходил высокий темноволосый человек и садился рядом. Она чувствовала его тепло, и они, почти соприкасаясь головами, вместе разгадывали странные знаки в книге. Невероятное чувство восторга захватывало её, а потом было пламя — только пламя, и всё снова сгорало и тонуло в душном дыму.

Девочка задыхалась, билась в своей кровати, всхлипывала и пыталась уснуть. Приходили нянечки, они пахли чаем и булочками, которые ели, дежуря по ночам, они обычно бывали добрыми и утешали, успокаивали, гладили по головке, пели колыбельные, но недолго, и очень скоро возвращались обратно к булочкам, а Лара опять оставалась одна со своими кошмарами.

Ей тогда было, должно быть, около шести лет.

С началом школы стало полегче. Вся эта мучительная огненная энергия, которую она не желала тратить на общение с шумными сверстниками, устремилась в русло учёбы. Девочке было невероятно интересно узнавать что-то новое, она жаждала знаний, но особенно её захватило творчество. Получив все необходимые инструменты, она кинулась в это без оглядки, спасая себя от дальнейшего безумия. Лару перестали отправлять в сонную больницу, а отдали в изостудию, где она очень быстро развивалась и прилежно рисовала на заданные темы, чтобы потом, в свободное время, изображать то, чего желала её душа.