Валерия Спасская - Время светлячков

— Зря я сказала Злате, — прошептала Лара, — она тоже из этой шайки. Не надо было никому говорить.

— Ты бредишь, — вздохнул Дэн, — сейчас я позвоню в скорую и заварю тебе травки.

— Не нужны мне твои травы! — вдруг закричала Лара, — и скорая не нужна!

Она вылезла из кровати, завернулась в испачканное кровью одеяло и пошла к картине.

— Стой, тебе нужно лежать, — попробовал остановить её Дэн, но она уже стояла около мольберта.

— Дэн! — сказала Лара испуганно. — Почему ты не завесил картину?

— Я завесил вчера, — печально отозвался он.

— Но она не занавешена!

— Может, Бесик сорвал ткань? — предположил юноша неохотно.

— Нет, иди сюда!

В голосе Лары звучала тревога; он нехотя поднялся и медленно пошёл в комнату.

Лара стояла около мольберта и разглядывала бархатное серое покрывало, которое лежало, аккуратно свёрнутое, на столике рядом с красками.

— Кто это свернул? — спросила она каким-то упавшим голосом.

— Не знаю, — пожал плечами Дэн, — ты бредила ночью. Может быть, ты сама встала и сложила, а потом забыла.

— Я не вставала, — возразила Лара, медленно обошла мольберт и взглянула на картину.

Вдруг она охнула, закрыв руками лицо, и медленно села на стул перед мольбертом.

— Я этого не писала, — прошептала она и взглянула на него с отчаянием, — со мной творятся странные вещи, но не настолько, Дэн! У меня бывают видения и всякие сны, но я не хожу и не рисую во сне! Я же спала с тобой рядом всю ночь, почему ты не веришь мне?!

— Я верю тебе, — со печальным вздохом ответил Дэн и подошёл ближе, — можно взглянуть?

Она молча кивнула, он обошёл мольберт и встал рядом с ней.

Девушка в белом платье стояла перед кованым зеркалом, в котором отражался злобно оскаленный демон. Вдали виднелся карандашный набросок круглой печи, из которой вытекала белая река и посреди холста сливалась с красной. Устье красной реки начиналось в складках белого платья невесты, которое с левой стороны всё было залито кровью и, капая с подола, кровь вливалась в бурлящий красный поток.

— Ты в бреду шептала что-то про кровь, — вспомнил Дэн.

— Да, я помню сон, — шепнула Лара, — теперь ты видишь! Я этого не рисовла — вот этих капель на платье, смотри, они свежие! Я вчера писала только белым и оттенками, гляди, белые пятна на полу, кот утащил кисть и играл с ней. А потом мне стало плохо, и пришёл ты.

Она посмотрела на свой столик. Лежащая на нём кисть была в красной краске. Лара мелко задрожала, и Дэн обнял её, успокаивая.

— Мне страшно, — прошептала она, — очень-очень.

— Давай сожжём эту картину, — предложил Дэн, — даже если убрать все эти странности, она сама по себе какая-то неприятная.

— Если бы всё было так просто, — пробормотала Лара, — но ты прав. Её по-любому надо сжечь.

* * *

Разведя костёр в лесу, они смотрели, как пламя пожирает зловещее полотно. Вопреки ожиданиям Лары, потусторонние силы не послали на этот раз никакого знака, и картина сгорела быстро и спокойно, с лёгким шипением от масляных красок, сгорела дотла, оставив после себя лишь чёрный пепел.

— Мне надо куда-нибудь поехать, — сказала Лара, — куда-то далеко отсюда, на время.

— Можно с тобой? — спросил Дэн.

— Нет, хочу побыть одна…

Он вздохнул, но не стал настаивать.

Стояла тихая безветренная погода, желтые и красные листья усыпали землю под ногами.

«Снова убегаешь? — прозвучал ехидный мужской голос в голове у Лары, и она вздрогнула, — куда на этот раз собралась? Ты же знаешь — от себя не убежишь!»

Она хотела закричать в ответ, что бежит не от себя, а от преследующего её безумия, и что это безумие — не она сама, но промолчала. Она боялась, что ответят на это демоны в её голове. Лучше было не начинать диалогов с ними, не давать им права проникать в реальность. Лара потрясла головой, чтобы прогнать наваждение и сказала:

— Пойдём домой.

* * *

Стены школы ещё отражали эхо только что замолкшего звонка. Распахнулись двери классов, и шумные толпы детей заполонили коридоры. Они двигались нестройными рядами, болтая, крича, толкая друг друга. Кто-то бежал, кто-то падал, и среди этих волн лавировали спокойные сосредоточенные учителя с папками и учебникам под мышками.

Высокая стройная женщина в чёрном полушубке поднялась на второй этаж и остановилась в растерянности, не зная, в какую сторону идти. На её щеках играл румянец, тёмные завитые локоны лежали на плечах.

— Мама? — девочка со светло-русыми длинными волосами в серой блузке и тёмно-синей расклешённой юбке остановилась перед ней.

— Алина, привет, — сказала женщина, — как ты?

— Почему ты здесь?

Девочка смотрела на маму большими удивлёнными серыми глазами. Они не были похожи: Алина пошла в светленького круглолицего отца.

— Меня вызвала Наталья Ивановна, — ответила мама Алины, — ещё вчера. Но я смогла только сегодня… как раз в это время перерыв.

— Наталья Ивановна? — девочка изумлённо хлопала длинными светлыми ресницами. — но у меня по русскому пятёрки!

— Да, я знаю, — мама Алины поправила прядку у виска, — и я не хотела тебе говорить.

— Почему?

— Чтобы ты не волновалась. Может, это что-то не связанное с тобой. Вдруг, потребовалась какая-то родительская помощь. Или, — она улыбнулась, — тебя приглашают сниматься в кино, и нужно моё согласие.

— Мама, — насупилась девочка, — не шути. Можно я пойду с тобой?

— Но у тебя же урок, — возразила мама.

— Татьяна Николаевна, — тронула её за локоть невысокая пожилая дама в очках с пучком седоватых волос на затылке, — Здравствуйте. Я жду вас в классе.

— Да-да, добрый день, — кивнула мама Алины, — сейчас подойду.

— Я не смогу нормально заниматься, если не узнаю, почему она тебя вызвала, — сказала девочка.

— Ну, хорошо, — ответила мама, — ты иди, а я, если мы закончим разговор до конца урока, вызову тебя и всё тебе расскажу, идёт? В каком кабинете ты будешь?

— Ладно, — кивнула Алина, — в тридцать пятом. Но я ничего не делала!

Татьяна помахала ей и пошла в сторону класса русского языка.

— Можно? — постучав, она приоткрыла дверь.

— Да, да, заходите.

У Натальи Ивановны не было урока, и она проверяла тетради. Отложив ручку, учительница показала Татьяне на парту перед собой и успокаивающе улыбнулась.

— Да вы не волнуйтесь, — сказала она, — ваша дочь отличница.

— Я знаю, — кинула мама Алины, усаживаясь за парту.

Стул для неё был слишком низок, она не знала, куда девать ноги, и чувствовала себя неловко.

— Так в чём же дело?

— Вы знаете, — начала Наталья Ивановна, положив переплетённые пальцы на открытую тетрадь, — я очень довольна успехами Алины. Но у неё есть определённые особенности.

Она сделала паузу, глядя на маму Алины поверх очков.