Валерия Спасская - Время светлячков

— Вы знаете об этом?

— Возможно. Что вы имеете в виду?

— Ну, во-первых, она выключается посреди урока. То есть, сначала слушает, делает всё как надо, а потом как будто впадает в некую прострацию, ничего не видит и не слышит, хотя, как ни странно, затем как будто знает весь материал.

— Да, у неё бывают подобные состояния, — кивнула Татьяна Николаевна, — но в чем проблема? Возможно, она думает о чём-то своём, фантазирует, это же не мешает учёбе и другим детям. Мы наблюдаемся у врача, ничего серьёзного у неё нет. Говорят, со временем это должно пройти.

— Да, но…

Учительница порылась в стопке тетрадей, достала одну, открыла первую страницу и протянула Татьяне.

«25 сентября», — уведомляла первая строчка, «Классная работа». После этого каллиграфическим почерком было идеально выполнено упражнение. Оставшиеся полстраницы заполняли странные буквы и символы, написанные неровным нервным стилем, как будто автор очень торопился, некоторые слова многократно обведены, выделены цветом и подчёркнуты.

— Листайте дальше, — кивнула Наталья Ивановна.

Татьяна изумлённо перевернула страницу.

Домашняя работа от начала до конца, красивая пятёрка в конце, затем — классная работа и упражнение, в котором предложение прерывалось на середине, а недописанное слово спускалось вниз и превращалось в крылатого змея, сливающегося ниже со змеем бескрылым 15 15 Крылатый и бескрылый змеи — одни из символов ртути и серы, основных ингредиентов Великого Делания. Остальные перечисленные ниже изображения также являются зашифрованными символами алхимиков. , причём первый был раскрашен жёлтым, а второй заштрихован простым карандашом. Вместе они составляли фигуру наподобие восьмёрки.

Ниже располагались другие звери: фениксы и львы, вороны и драконы, а также мелко написанный текст на непонятном языке, некоторые буквы, перемежавшиеся с цифрами, напоминали химические формулы, а следующие страницы школьной тетради, также наполовину исписанные упражнениями по русскому за шестой класс, знакомили читателя с устройством какой-то печи с указаниями размеров и температуры пылающего в ней огня, а также странными круглыми сосудами с длинными носиками.

На одной странице был изображён человек, состоящий из двух частей: мужской и женской, надпись под ним гласила: Rebis 16 16 «Гермафродит изображён одним телом с двумя головами. Он называется „ребис“ и символизирует серу и меркурий, приготовленные для Великого Делания». («Книга алхимии. История, символы, практика.») .

И снова строчки нечитаемого текста, составленного как будто из смеси разных языков: латинские буквы и арабская вязь; надписи, громоздящиеся одна на другой, формулы, символы, звери. Причём, рисунки были выполнены в цвете и не оставляли сомнения в художественных способностях их создателя.

— Что это такое? — мама Алины подняла глаза на учительницу, но та лишь развела руками. — Моя дочь, конечно, любит рисовать, но я никогда не видела ничего подобного. А надписи? На каком они языке? Это розыгрыш?

— Мне больше делать нечего, как вас разыгрывать? — возмутилась учительница, — и я, и все дети на каждом уроке видят, как Алина выключается из реальности и начинает рисовать в тетради странные вещи, спросите её одноклассников. Я не хочу судить, но, кроме прочего, это отвлекает детей от урока и вызывает насмешки. Я бы вам советовала показать девочку психологу.

— Мы ходим к психологу, — кивнула Татьяна, словно в трансе, рассматривая странный символ на последней исписанной странице.

Почему-то не карандашом, а уже ярко-красным фломастером под законченным упражнением был изображён направленный вершиной вниз треугольник с крестом над основанием, от него во все стороны исходили золотистые лучи 17 17 «Символ оконченного Делания — это треугольник, обращённый вершиною вниз, с крестом, находящимся над его основанием». («Книга алхимии. История, символы, практика.») .

— Дело не в ней, — сказала мама Алины, — когда дочке было шесть лет, без вести пропала её сестра-близнец, и в тот же год погиб её отец, а с ней что-то случилось, и она забыла о существовании своей сестры. Видя это, мы с дедушкой решили не говорить ей ничего, но мне кажется, в этом году она начала что-то вспоминать. И всё же как это может быть связано?

Татьяна развела руками, глядя на тетрадь.

— В нашей школе хороший психолог, — сказала Наталья Николаевна, — сходите к ней вместе с дочерью или обратитесь к любому другому. Я не специалист, и вряд ли смогу вам помочь.

— Хорошо, спасибо, — кивнула Татьяна, — но сначала я поговорю с ней дома. Я могу это взять?

— Конечно, берите.

* * *

Алина жевала бутерброд и безучастно разглядывала картинки и надписи в тетради, которая лежала перед ней на кухонном столе.

— Мама, ты думаешь, я больная? Я что бы, стала такое рисовать?

— Не знаю, а кто тогда?

Татьяна сидела напротив неё, переплетя пальцы.

— Блин, ты чё, не веришь мне, мама? Не знаю я, кто. Училка, дураки — одноклассники, откуда я знаю?

— Алина. — мама строго посмотрела на неё. — Мне сказали, что все видят, как ты рисуешь.

— Тогда как бы я успевала всё? — возразила девочка. — У меня же одни пятёрки! Думаешь, я могла бы одновременно писать эту чушь, рисовать, делать задания и слушать? Как?!

Она развела руками и сделала круглые глаза.

— Малыш, ты же знаешь, что у тебя есть странности.

— Есть, но не такие! — девочка ткнула бутербродом в страницу. — Что вот это такое, скажи мне? Я даже не знаю. Жёлтая курица?

— Феникс? — предположила мама.

— Какой ещё Феликс? А это? Змей Горыныч, что ли?

Хлебные крошки упали на изображение трёхголового дракона.

Татьяна бессильно вздохнула.

— Ну если не ты, то кто?

— Почему ты мне не веришь, мама?

— Я верю, но… давай сходим к врачу, ладно?

— Я не больная! — Алина запустила бутербродом в угол кухни и вышла, хлопнув дверью.

Она долго плакала, обнимая разноцветного единорога, потом пришла мама, попросила прощения, поцеловала на ночь. Алина её не винила. Она не понимала сама, что происходит.

Много раз она видела один и тот же сон. В этом сне немного менялись декорации, но основное оставалось таким же: ей всегда было около шести лет, и она была в деревенском доме, обычно внутри: на кухне, в комнате мамы, дедушки или в своей кровати, и вдруг всё вокруг заволакивала прозрачная голубая дымка, раздавался звук невидимых колокольчиков, в комнату вплывала, не касаясь пола, прозрачная синяя женщина, подхватывала её и уносила. Что было дальше, Алина не знала, сон на этом всегда кончался, но её каждый раз охватывало ощущение ужаса и безысходности.

На этот раз она стояла во дворе у крыльца, и была такой, как сейчас, не младше. Мама с дедушкой огребали возле забора жёлто-красные листья, которые красиво падали с растущих у дома берёз. Голубая дымка опустилась как обычно, но из звуков она слышала лишь шелест листвы. Синяя полупрозрачная женщина просочилась сквозь калитку и мимо Алины влетела на крыльцо.