Стивен Кинг - Кладбище домашних животных [litres]

И уже скоро они были дома.

Они молча прошли через поле и остановились у подъездной дорожки к дому Луиса. Ветер выл и стонал. Луис молча протянул Джаду лопату.

– Пойду-ка я тоже домой, – наконец сказал Джад. – А то Луэлла Биссон или Рути Паркс привезут Норму, и она удивится, где меня черти носят.

– А сколько времени? – спросил Луис, изумленный, что Нормы еще нет дома; судя по его состоянию, сейчас должно было быть далеко за полночь. – У вас есть часы?

– Все свое ношу с собой. – Джад достал из кармана штанов часы, открыл крышку и глянул на циферблат. – Половина девятого. – Он захлопнул крышку и убрал часы обратно в карман.

– Половина девятого? – тупо переспросил Луис. – Всего-то?

– А ты думал, сколько?

– Я думал, больше.

– Ну, до завтра, Луис, – сказал Джад, направляясь к своему дому.

– Джад? – Старик обернулся к Луису и вопросительно посмотрел. – Джад, что мы сейчас сделали?

– Похоронили кота твоей дочки.

– И это все ?

– Это все, – ответил Джад. – Хороший ты человек, Луис, но задаешь слишком много вопросов. Иногда люди делают что-то, что кажется правильным. В смысле, сердце подсказывает, что так надо. А потом, когда дело сделано, им вдруг начинает казаться, что что-то не так, и они сомневаются, задаются вопросами… ну как будто у них несварение, но не в желудке, а в голове… и они думают, что совершили ошибку. Понимаешь, о чем я?

– Да.

Луис подумал, что Джад, наверное, прочел его мысли, когда они шли через поле к дому.

– А вот о чем они точно не думают, так это о том, что, может быть, стоило бы усомниться в своих сомнениях, а не в подсказках собственного сердца, – сказал Джад, пристально глядя на Луиса. – Как считаешь, Луис?

– Я считаю, – медленно проговорил Луис, – что, возможно, вы правы.

– А то, о чем знает сердце… словами не выразишь, так?

– Ну…

– Да, именно так, – кивнул Джад, словно Луис с ним согласился. А потом добавил голосом тихим, но настолько уверенным и не терпящим возражений, что Луису даже стало не по себе: – То, что в сердце, – великая тайна. Говорят, многие тайны известны женщинам, и, наверное, это правда, но всякая мудрая женщина тебе скажет, что ей неведомо, что скрывается в человеческом сердце. Сердце, оно каменистое, Луис… как земля на том старом микмакском кладбище. Тонкий слой почвы, а дальше – скала. Человек растит что может… и заботится о посевах.

– Джад…

– Не спрашивай ни о чем, Луис. Прими то, что сделано, и слушай свое сердце.

– Но…

– Никаких «но». Прими то, что сделано, Луис, и слушай свое сердце. На этот раз мы поступили правильно… по крайней мере я очень на это надеюсь. В другой раз могли бы и совершить ошибку… ужасную ошибку.

– Вы можете ответить хотя бы на один вопрос?

– Сначала задай свой вопрос, а уж там будет видно.

– Откуда вы знаете про это место?

Этот вопрос возник у Луиса уже на обратном пути, вместе с подозрением, что в жилах самого Джада течет кровь микмаков, хотя старик был совсем не похож на индейца – он был похож на стопроцентного, чистокровного белого американца.

– От Стэнни Би, – удивленно отозвался Джад.

– Он просто вам рассказал?

– Нет. Это не такое место, о котором можно просто рассказывать. Когда мне было десять, я похоронил там своего пса Спота. Он гнался за кроликом и напоролся на ржавую колючую проволоку. Раны воспалились, и он издох.

Что-то было не так, что-то не совпадало с предыдущими словами Джада, но Луис слишком устал, чтобы разбираться в несоответствиях. Больше Джад ничего не сказал, только смотрел на него загадочным стариковским взглядом.

– Спокойной ночи, Джад, – произнес Луис.

– Спокойной ночи.

Старик перешел дорогу, неся в руках кирку и лопату.

– Спасибо! – зачем-то крикнул Луис.

Джад не обернулся, лишь поднял руку, давая понять, что услышал.

И тут в доме вдруг зазвонил телефон.

Луис побежал, морщась от боли в ногах и пояснице, но пока он добрался до теплой кухни, телефон прозвонил уже шесть или семь раз. И умолк именно в тот момент, когда Луис протянул к нему руку. Он все равно поднял трубку и сказал: «Алло», – но услышал лишь длинный гудок.

Это Рэйчел , подумал он. Сейчас я ей перезвоню .

Однако вдруг ему показалось, что это будет чересчур утомительно: набирать номер, неловко раскланиваться с ее матерью – или, хуже того, с отцом, потрясающим чековой книжкой, – говорить с Рэйчел… а потом с Элли. Элли точно еще не спит – время в Чикаго отстает на час. Элли спросит, как Черч.

С ним все хорошо. Его сбил грузовик. Почему-то мне кажется, что это был грузовик «Оринко». Будь это какой-то другой грузовик, не получилось бы драматической завершенности, если ты понимаешь, о чем я. Не понимаешь? Ну ладно, не страшно. Грузовик его убил, но не искалечил. Мы с Джадом похоронили его на старом микмакском кладбище. Это вроде как приложение к кладбищу домашних животных, если ты понимаешь, о чем я. Прогулка была восхитительная. Мы как-нибудь сходим туда и положим цветы на его могилу… то есть на пирамиду. Да, обязательно сходим. Когда зыбучие пески замерзнут, а медведи залягут в зимнюю спячку.

Луис повесил трубку, подошел к раковине и наполнил ее горячей водой. Снял рубашку и быстро вымылся до пояса. Несмотря на холод, он вспотел как свинья, и пахло от него соответственно.

В холодильнике обнаружились остатки мясного рулета. Луис нарезал его на ломтики, положил на хлеб и добавил два толстых кружочка лука. На секунду задумался, но все же полил всю конструкцию кетчупом и накрыл вторым куском хлеба. Будь здесь Рэйчел и Элли, они бы одинаково сморщили носы от отвращения: фу, ну и гадость.

Но вас здесь нет, дамы , подумал Луис не без некоторого удовольствия и вгрызся в сандвич. Было вкусно. Конфуций сказал: кто пахнет как свинья, тот ест как волк, подумал он и улыбнулся. Запил сандвич молоком прямо из пакета – эту его привычку Рэйчел тоже категорически не одобряла, – потом поднялся наверх, разделся и рухнул в постель, даже не почистив зубы. Все его боли слились в одно тихое ноющее ощущение во всем теле, которое было почти приятным.

Часы лежали там же, где он их оставил. Луис посмотрел, сколько времени. Десять минут десятого. Невероятно.

Он выключил свет, повернулся на бок и заснул.

Луис проснулся в начале четвертого утра и в полусне добрел до туалета. Пока мочился, щурясь в ярком свете флуоресцентной лампы, вдруг понял, в чем было несоответствие, и его глаза широко распахнулись – словно два кусочка, которые по идее должны были идеально соединиться, просто ударились друг о друга и разлетелись в разные стороны.

Сегодня вечером Джад сказал, что его пес умер, когда ему было десять, – сдох от инфекции после того, как напоролся на ржавую колючую проволоку. Но в тот летний день, когда они все вместе ходили на «Клатбище домашних жывотных», Джад говорил, что его пес умер от старости и похоронен на том самом кладбище, – и даже показал могилу, хотя за столько лет надпись стерлась.