Эдуард Веркин - Чудовище с улицы Розы [litres]

Она открыла небольшой шкафчик и стала искать ампулу.

– Куда всё это катится? – ворчала она. – Собак вешают, кошкам челюсти вырывают… Да что там кошки – люди пропадать стали! Я говорю Колянчину – надо отсюда уезжать, надо поближе к сыну перебираться, а он всё одно – что пятнадцать поколений Колянчиных жили и умирали здесь и что он отсюда никуда не поедет. Я ему говорю – поедем, а то поздно будет. А он всё своё. Ну, хоть ружьё тогда достань, говорю! А он и ружьё не достал.

Она нашла нужную ампулу и стала спиливать колпачок.

– Колянчин, говорю, тебе что надо, чтобы реки кровью потекли? Чтобы Звезда Полынь взошла?

Это она, конечно, преувеличивала. Никакого апокалипсиса у нас тут не планировалось. Просто одна маленькая мерзкая тварь.

Она набрала в старомодный стеклянный шприц противостолбнячной сыворотки и велела мне стоять смирно. Затем загнала иглу мне в заднюю левую ногу. Нажала на поршень.

– Готово. – Жена Колянчина бросила шприц в раковину. – Можешь идти. А домой тебе мы позвоним. Пусть там разберутся. А если не разберутся, то я сама в полицию позвоню. А то так мы до чего докатимся-то?

Я слез со стола. Подошёл к ней. Лизнул в руку. Я вообще-то не люблю таких вещей, какие-то они уж очень унизительные, и для собаки и для человека. Но в данной ситуации по-другому я её никак не мог отблагодарить.

– Оставь, – она сразу спрятала руки за спиной. – Взрослая собака, а туда же. Иди лучше.

Мне стало немного стыдно. Я потупился и стал пятиться к двери.

– Погоди-ка! – она вспомнила о чём-то и выбежала из комнатки.

Она накормила меня сырниками. Много я есть не стал, хотя проголодался сильно, запросто навернул бы, наверно, целую тарелку, а то и две. Но я съел всего пять штук, а потом ушёл.

К вечеру я вернулся домой. Я не мог оставить их одних и вернулся. Меня встретила Ли. Она сидела в саду и читала книжку «Вини-Пух и все-все-все», главу про наводнение. Актуально, учитывая нашу жару. Я подошёл к ней и сел рядом.

– Что с тобой? – спросила она. – Ты жутко выглядишь. Шерсть вся всклокочена, перемазан в чём-то… Кровь, что ли? Зелёнка? Давай я тебя вытру.

Ли достала носовой платок и стала вытирать мне спину.

– Осторожней надо, – приговаривала она. – Тут кто-то опять в городе чего-то натворил. Предки не говорят, но полиция приезжала. Спрашивали. На!

Ли сунула мне крекер, спросила:

– Ты что, под машину попал? Бедный… Ухо порвано.

Стала гладить меня по голове. Это было здорово. Я уснул, ладно, ухо разорвано, ухо зарастёт, на мне, как на собаке, все заживает, бродячий дух, ничего не поделаешь…

И мне снова снились цветные сны. Ромашки, или другие цветы, белые и жёлтые, целое море, бесконечное, спокойное, солнечное. В этом море хотелось остаться, хотелось лечь, подставить солнцу бок и смотреть на фиолетовых божьих коровок. И уснуть. Я понимал, что это сон, и хотел уснуть внутри него…

– Надо с ним что-то решать, – сказала Ма твёрдо.

Я проснулся. Они разговаривали, стояли под деревом, недалеко, меня не видели.

– Что ты молчишь?

– А что мне прикажешь делать? – злобно спросил Па. – Взять револьвер и пристрелить его?

Теперь промолчала Ма. Довольно долго, потом вдруг достала сигареты.

– Опять? – спросил Па. – Ты же бросила.

– Ты говорил, что у тебя есть какой-то друг на Севере.

– Есть, – кивнул Па. – Есть. Я ему позвоню…

– Позвони. – Ма выкурила сигарету до фильтра и затушила её каблуком.

И тут я услышал, что от неё пахнет страхом. От неё так пахло только один раз, когда у Ли случился аппендицит, и Ма три дня не отходила от её постели. И теперь вот.

– Завтра же позвоню… – как-то нерешительно произнёс Па. – Найду телефон…

– Мне кажется, это всё неспроста. – Ма смотрела в пол.

– Что неспроста? – не понял Па.

– То неспроста. Сегодня нашли рыбака.

– И что? – У Па вдруг затряслись руки.

Ма закурила вторую сигарету.

– Он был… искусан… До смерти. Полиция считает, что это могло сделать какое-то животное…

– Какое животное? – тупо спросил Па.

– Большое. Волк. Размером с волка.

– Не хочешь ли ты сказать, что это сделал наш Бакс? – Па сделал большие глаза.

Я не видел, просто знал. У меня у самого глаза выпучились. Меня подозревать…

– Я ничего не хочу сказать! – Ма сломала пальцами сигарету. – Я ничего не хочу сказать! Я боюсь.

Па почесал голову.

– Я боюсь, – снова сказала Ма. – Я его боюсь. Помнишь ту книжку? Где днём собака была как собака, а ночью уходила в поселение и давила детей. Потому что когда она была щенком, дети привязывали её к батарее и били проволокой. Утром собака приходила домой и ложилась спать. И никто не знал, что это она. И в конце концов она пришла вся в крови и с пропоротым боком…

Па хихикнул.

– Чего ты смеёшься?! Ничего смешного нет! Он вполне мог это сделать. Бездомного загрызли как раз тогда, когда Ли уезжала. А ты помнишь, где был Бакс всё это время?

– Нет, – покачал головой Па. – Не помню. Мне кажется, что его вообще дома не было. Он где-то болтался…

– Ты видел его сегодня?

– Нет ещё, – ответил Па.

– Он пришёл весь перемазанный в крови. И вообще, выглядел страшно.

Па почесал подбородок, этот звук сложно с чем-то спутать.

– Только не вздумай сказать Лиз, – попросила Ма. – Ничего не говори про рыбака, пусть она ничего не знает…

– Конечно, – закивал головой Па. – Конечно, не скажу…

Он отобрал у Ма пачку и закурил. Жадно, дым пополз вокруг и защипал мне ноздри.

– Сегодня мне на работу звонил Колянчин, – сказала Ма.

– И что?

– Не знаю. Связь была плохая, он чего-то сказал про Бакса, я не разобрала. Перезванивала потом, но связи нет. И ещё. Я слышала, что полиция видела возле дома Костина большую чёрную собаку.

– Ты серьёзно считаешь, что все эти убийства – это Бакс? – спросил Па.

– Он мог это сделать, – негромко сказала Ма. – Он вполне мог это сделать…

– Послушай, это ведь наша собака… – начал было Па.

– Это больше не наша собака, – Ма схватила его за рукав. – Не наша. С ней что-то произошло! В неё точно вселился кто-то!

– Прошу тебя, давай обойдёмся безо всей этой мистики, ладно? На дворе всё-таки двадцать первый век, а ты мне говоришь про одержимых собак… Похоже на дешёвый фильм ужасов.

– Вот именно! – тихо вскрикнула Ма. – На фильм ужасов! Именно на фильм ужасов это похоже. Ты должен его убрать отсюда.

– А Айк?

– Айк? Что Айк? Айк нормален. Пока нормален. Но на будущее… У нас ведь теперь два ребенка, и одному Богу известно, чем это может кончиться…

Они предали меня. Вот в этот самый миг Па и Ма, в миг, когда они собрались меня отдать, они предали меня. Предали. Это было больно. Я прокусил десну, и рот наполнился красным.

Человек всегда предаёт свою собаку. По разным причинам. Потому что человек не считает нас равными себе. Собака – друг человека. Это обман. Собака – раб человека, это гораздо правильнее. Человек ведёт своего пса на смертельный укол, а тот до самой последней двери охраняет своего хозяина, смотрит ему в глаза и пытается лизнуть руку.