Эдуард Веркин - Чудовище с улицы Розы [litres]

И когда я услышал надвинувшийся на меня запах мертвечины, было уже поздно. Я начал разворачиваться…

Это была тонкая стальная проволока. Она резко сошлась на моей шее и пережала дыхание. Я рванулся. Проволока держала крепко. Она прошла через шерсть и впилась в кожу. Я рванулся сильнее и упал в траву.

Мгновение я лежал, разглядывая землю перед своим носом. Я запомнил её, эту землю. Прелые травинки, песок, кусочки коры, муравьи тащат украденные где-то кусочки сахара, у каждого по кусочку за спиной, улитка по стебельку, мой сорвавшийся с ошейника серебряный медальон в виде доллара… Затем меня легко выдернули с земли и перевернули на спину. Как щенка.

Надо мной стояла Роза. На её руку была намотана длинная стальная удавка, такими отлавливают бродячих собак. Роза смотрела на меня и шевелила ноздрями. Глаза у неё изменились, зрачки превратились в две больших чёрных дыры, с чёрными же набухшими сосудами по белкам.

Роза поставила мне на горло ногу и придавила. С виду весу в ней совсем немного, от силы килограммов тридцать пять, да и тех, наверное, не было. Мне же показалось, что на шею мне наступил по крайней мере слон. Но шея у меня мощная, шея выдержала. К тому же мне удалось вильнуть вправо, и нога Розы соскользнула, я вывернулся и попытался вскочить на ноги. Роза молча прижала меня к земле.

Со стороны это, наверное, выглядело весьма комично – щуплая девчонка одной рукой вжимает в землю здоровенного чёрного пса. Но мне было не до смеха, её пальцы, как железной перчаткой, сжимали загривок, а удавка всё глубже впивалась в шею. Всё это происходило в полной тишине, я даже слышал, как, собирая обед, гремит посудой Селёдка. Перед глазами поплыли серые круги, и на несколько мгновений я выключился.

Потом сознание вернулось, и я обнаружил, что мои ноги болтаются в воздухе, а удавка впилась в горло ещё сильнее. Я висел и медленно поворачивался по часовой стрелке. Роза перекинула конец троса через толстый яблоневый сук и повесила меня на дереве.

Я захрипел и задёргался. Это было не очень больно – на собачьей шее не так много нервных окончаний, чтобы возникла серьёзная боль, ведь шея в любой собачьей драке – самое кусаемое место, а значит, болевая её чувствительность невелика. Благодаря толстой шее собаки моей породы, даже будучи подвешенными, не умирают долго. А если и умирают, то не от удушья, а от инфаркта, от остановки сердца.

Я стал захлёбываться в слюне. Роза стояла рядом со мной и наблюдала. На её лице не было абсолютно никакого выражения, равнодушное и пустое. Только глаза горели глубоким чёрным огнём, да язык то и дело выскакивал из-за сомкнутых губ и тут же прятался обратно. Как у змеи.

Сейчас мне легко обо всём этом рассказывать. Сейчас мне тоже угрожает смерть, но я её совсем не боюсь. Я сделал всё, что должен был сделать, я спокоен.

С другой стороны, мне и страшно было. Даже не страшно как-то, а безнадёжно. Мной овладело безразличие, я смотрел на всё происходящее как бы со стороны, точно это не я висел, задыхаясь, на проволоке, а совершенно посторонняя собака. Я знал, что в доме никого нет, и не надеялся, что меня кто-то спасёт. Обидно было, что всё кончилось так бессмысленно, что я так и не успел…

Мысли мои начали сбиваться, я почувствовал, как начинают расслабляться мышцы, как постепенно немеют конечности, как сердце, до этого колотившееся в бешеном ритме, начинает замедляться…

Роза шагнула ко мне, обняла меня своими подвижными твёрдыми руками и повисла вместе со мной. Пальцы впились под рёбра, удавка разрезала кожу.

Я потерял сознание.

И тогда я увидел.

Я увидел цвет. Животные ведь не видят в цвете. Лишь обезьяны, да и то не все, различают несколько цветов. Собаки нет. Мой обычный мир – чёрно-бел, как шахматная доска. Я знаю, какого цвета предметы, но никогда этот цвет не вижу. Так, например, я знаю, что трава зелёная, но что такое «зелёная» и как это выглядит, я сказать не могу. А тогда в голове моей что-то лопнуло, зелёная краска разлилась неудержимым морем, и я увидел их.

Поля, богатые дичью, плыли перед моими глазами. Зелёные, коричневые, золотистые, небо было голубое, а оранжевое солнце заливало всё это нестерпимо ярким цветом. Мне захотелось ступить на эту яркую сочную зелень, и я уже сделал первый шаг…

В моей голове что-то лопнуло во второй раз, и я очнулся. Я лежал под яблоней. На шее болтался обрывок удавки. Каким-то чудом стальная проволока лопнула, и я свалился на землю.

Рядом со мной стояла Роза. Мир был привычно однотонен и сер.

Я встал и попятился назад. Роза присела, вытянула руки и собралась прыгнуть на меня. В голове поплыл туман – это красное прилило к голове, я плохо соображал, но понял, что единственный шанс мне спастись – бежать.

И я побежал.

Я никогда так не бегал. Я нёсся, удирал, драпал со всех ног. Она почти не отставала, это было слышно по запаху. Оглядываться я почти не успевал, а когда мне удавалось это сделать, я видел, что Роза бежала не как человек. Она двигалась на четвереньках, скачками, как большая зубастая лягушка. Каждый такой скачок в несколько моих шагов. Мои ноги были как ватные, и Роза меня постепенно настигала.

Спасло меня то, что до ворот я добежал первым. Я поднырнул под решётку ворот, перекатился и вскочил на ноги.

Роза повисла на решётке с другой стороны. Она держалась за прутья двумя руками, и пальцы её шевелились, как белые черви. Роза закрыла рот. По подбородку у неё текла тоненькая коричневая струйка.

Преследовать меня по улице Роза не решилась.

Я добрался до озера. Здесь в воздухе летал миллион разных запахов, и Роза, даже если бы захотела, не смогла бы меня найти. Оставалось найти тихое местечко и передохнуть. Лучше всего для этого подходили ржавые морские контейнеры, сваленные на портовой окраине.

Оказалось, что место было уже занято. Возле контейнеров грелась на солнце небольшая стая. Тёртые бродячие псы, пять штук. Все крупные, драные и опасные. Двух из них я раньше видел в нашем городе, а остальные, наверное, жили возле пристани. Я с ними не встречался. Они разговаривали, когда появился я, замолчали и уставились сумрачными взорами. Псы рослые, закалённые в уличных драках, и со всеми я бы не справился. Но отступать я не собирался. Вожак взглянул на молодого рыжего пса. Тот встал и направился ко мне.

– Чего тебе? – злобно спросил пёс.

– Отдохнуть, – ответил я.

Рыжий оглянулся. Старый кивнул глазами.

– Выгнали? – уже дружелюбнее спросил рыжий.

– Устал от домашней жизни, – сказал я.

– Тогда пускай. – Рыжий занял место рядом со старым.

Я улёгся на прогретом солнцем песке. Собаки молчали и недоверчиво смотрели на меня, а потом рыжий спросил у старого: