Ника Ракитина - Перстень для Гелены. Рассказы о любви [СИ]

Он подскочил к столу и расправил на нем самодельную карту Каннуоки и порта, придавив углы подсвечником, чернильницей, табакеркой и недопитой кружкой пива. Каннуокский залив, в просторечии называемый Подковой, был заполнен черточками кораблей (над каждым грифелем прописано название). Вдоль залива протянулся на несколько миль от маяка до маяка Нижний город. К западу у моря располагались порт, доки, Иностранный Квартал и Рыбацкая слобода; к востоку, отделенный стеной — Храм с прилегающими угодьями. За ними на холме, уступами вырастая к небу, блестел обливной черепицей среди зелени Верхний город. Три места у гавани на карте были отмечены стрелками и крестами.

— Сплошные склады и конторы, — протянул Яан, запустив руки в волосы. — Запираются на закате, уж поверьте мне, надежно запираются, и до утра там никто не ночует, разве по заугольям портовая шваль. Хотя те держатся ближе к хибарам рыбацкой слободы. И кабакам. Сторожа имеются, но не везде. Да и после этих случаев не рвутся выходить.

— Я потряс хозяев вот этих построек, — сообщил, потягивая пиво, Меер, о котором они успели начисто забыть.

— Молчат? Я уверен, ты перебрал там все до гвоздика. А махину быстро не спрячешь.

— Второго, марсового Лофанта, обнаружили только к полудню.

— Но рядом с капитаном Кручей я сам был через пять минут. Не держат же они отдельную телегу рядом с каждой будущей жертвой. Не умножайте количество сущностей сверх необходимости ! — процитировал Яан Монума Ресормского.

Бранд одобрительно кивнул.

— Это что-то одно во всех случаях. Что-то очень большое и тяжелое, но беззвучное. Чем управляет, Бранд, ваша слепая баба. Или ее сообщники. Что именно? — Яан стиснул узкие губы. — Дьявольщина! Ищите, Меер. Должен был кто-то видеть. Или, кому-нибудь удалось сбежать. Красную Соньку найдите, кстати, мэтр Юрген на нее указал.

Меер растворился совсем бесшумно. На этот раз даже подошвы не стукнули (впрочем, он вынес сандалии в руках). Крысяка присосался к пиву.

— Подумаем… Мне надо туда сходить. Посмотреть самому.

И, прихватив бочонок с опивками, сорвался с места.

Солнечный жар ударил по голове. Яан прислонился к деревянным воротам очередного склада (на этот раз с пряностями), вытирая ладонью обильно льющийся пот. Храмовнику все было как с гуся вода.

— Я вас понял, — улыбнулся он. — На плане это в глаза не бросалось: широкое пространство и выход к морю везде, где были совершены эти убийства.

— Какая-нибудь морская тварь? — Крысяка вспомнил гнилостный запах, преследовавший его с начала злополучного утра. Таки заставили бегать по жаре. Загоняли, как собаку. Впору язык свесить, чтобы остыть.

— Ну-у, разных баек в порту можно наслушаться выше крыши. Я не слышал, чтобы в Подкове что-то такое водилось.

— А не могла ли эта ваша слепая баба его призвать?

Бранд выглядел огорошенным — и ун Рабике испытал злорадное удовлетворение. Есть все же что-то, способное пробить ледяное храмовое самодовольство.

— Вы правы. От «невидимки» можно ждать любого. Особенно, если она с примесью ресормской крови. В храмовых хрониках есть запись про одного купца. Он женился у нас (такое порой позволяется) и осел в Каннуоке. У него родилась дочь. А накануне своей свадьбы перестала отражаться в Зеркале. Через месяц после этого ее казнили. Жених отрекся. А отец сошел с ума.

Ун Рабике сочувственно покивал.

— Так вот, через какое-то время жениха нашли зарезанным. Точнее, распиленным на уровне пояса почти пополам. Оказалось, у купца был сундук — большой, деревянный, с медными крыльями. И он летал.

Крысяка уронил на ногу пустой бочонок, который по рассеянности таскал с собой, и громко выбранился. Похоже, байки умеют рассказывать не только в портовых кабаках. Поймали, как младенца. Или от жары у Бранда в голове мутится?

— Ты… думаешь… объявился такой сундук?

Храмовник его смеха не поддержал.

— Ресорм — место темного колдовства. Наши люди уже ищут…

Топоча босыми ногами по раскаленным плитам набережной, к ним подбежал храмовый служка и опустился на колени, выражая почтение. Бранд кивнул ему, позволяя говорить.

— Госпожа Шаммурамаш будет ждать вас, когда тень сдвинется вот так, — мальчишка показал на пальцах, — у калитки Эмалевых чертогов. Я сказал.

Яан стал искать в кошеле грошик. Бранд остановил его:

— Не надо, мальчик исполнял свой долг. Спасибо, беги.

Снова зашлепали пятки — служка несся так, что мог обогнать ветер. И тут Яан вскребся в затылок:

— Хм… А как же он нас нашел?

Бранд посмотрел на него сожалеюще, как на убогого:

— Он увидел нас в Зеркале.

— И что это за чертоги такие? — пыхтел Крысяка, поднимаясь вслед за Брандом по спиралевидным уступам Верхней Каннуоки, вдыхая запахи меловой неистребимой пыли и орошенной водою зелени. Надо было все же взять лошадей. Улицы осеняла тень кожистых пальм и агав, вдоль каменных, низких заборов струились ручейки, брызгали водометы, но все равно Яана доканывал зной. И любопытство. Он то отставал, почесывая плешь, то забегал вперед, чтобы заглянуть в непроницаемое лицо спутника. Яан чувствовал, что ведет себя неразумно, но не мог противиться азарту лисы, поймавшей след.

— Эмалевые чертоги, — с изматывающей медлительностью сообщал Бранд, — были выстроены три года назад вельможным Курушем в честь свадьбы его дочери Руахравван. Куруш принадлежит к древнейшему роду аристократов и негоциантов, многие его предки служили Храму. Он возглавляет шамаш , по-вашему, гильдию, виноделов и ловцов жемчуга, ему принадлежат серебряные рудники в Монте-Драгонаде…

— Понял, — ун Рабике остановился. — И Маар решила, что матросов давит его почтенная дочка? В любовных объятиях?

— Сейчас узнаем. Мы пришли.

Маар сидела на каменной ограде на пересечении улиц, в своей шелковой тунике, беззаботно помахивая босыми ногами, с дерзко открытым лицом. Окажись на ее месте любая из жен и дочек почтенных горожан, забросали бы камнями на месте. Но жрицам Зеркала позволялось и не такое. Завидя Бранда с Яаном, она радостно замахала руками. За оградой в тени вишен и сафор прятался отряд из шести меченосцев Храма. Против слуг и рабов большого дома ничто — если не знать, что повиновение Храму вбито каннуокцам в кровь. А так — даже многовато. И Бранд с ун Рабике тоже чего-то стоят…

— Должно быть, я огорчу вас, Бранд, и вас, мессир Яан, — по-саардамски произнесла Маар, почесав пяткой левой ноги колено правой. — Мы перешерстили храмовые и судебные архивы за десять последних лет и не нашли ни одной женщины, подходящей под увиденную. Последние четыре года никого не подвергали ослеплению вообще, только казнили.

— А не могла бы это быть просто слепая, — действительно огорчившись, спросил Яан, — не из отверженных?