Евгений Меньшенин - Передвижная детская комната

Ему бы пригодились такие возможности.

С невидимым дроном можно подглядывать за людьми в примерочных кабинках, чтобы они не украли кофту, футболку или джинсы. Миша представил свою жирную мать, парящую над полом, без ног, прозрачную, как в мультфильмах показывают призраков, в фуражке полицейского. Она останавливает девушку на выходе из магазина и говорит, что та украла футболку – надела ее под свою, – и задирает ее, обнаруживая украденное. Завывают сирены. А потом мамаше дают медаль. Медаль, вырезанную из картона из-под дешевой пары обуви, которую давно уже кто-то украл.

Миша улыбнулся.

А еще покер. Можно подсматривать в карты противников. Тогда ты никогда не проиграешь. Сколько можно срубить в Лас-Вегасе? Миллионы! Только тут главное – не попасться в руки вегасовской мафии. Они ведь там кружат по всем казино, выискивая шулеров и тех, кто считает карты. Потом прессуют, заставляют работать на них, а если ты отказываешься, то тебя находят в нескольких штатах одновременно – человеческий пазл. Собирать будут лучшие эксперты, и не один день.

Что это ты задумал?

«Мама. Почему ты раньше мне не говорила, что можешь видеть то, что происходит за пределами моей видимости? Неужели… Неужели ты и правда призрак? И ты не живешь в моей голове? Я что, слышу голос призрака?»

Сынок. А ты не хочешь сосредоточиться…

Миша запнулся и ударился головой о дерево. Он отлетел на несколько метров в сторону, спугнул несколько птиц, которые вспорхнули в небо.

Ой, ой! Они увидят птиц. Они… Они увидели их. Говорят по рации. Они уверены, что это ты. Они отправили сюда дрона.

Миша выпучил глаза. Земля кружилась. Но без него. Видимо, гравитация решила дать ему передышку, и Миша теперь был отдельно от планеты. Но ему нужно входить в этот ритм обратно, иначе так он никогда не добежит до реки.

Он поставил одну руку на землю. Странно. Почему она то вверху, то внизу, а рука чувствует недвижимую опору?

Потому что ты стряс свои мозги!

Миша попытался встать. Его потащило в сторону. Он почувствовал справа твердую поверхность, которая остановила его. Он прижался к ней сильнее, чем в детстве к своей дурной мамаше.

«Интересно, это пол или стена?»

Но это было дерево.

Под глазом сел комар и воткнул добывающий бур в его кожу. Миша был не против.

Эй, очнись! Очнись, я говорю! Они летят сюда. Прячься. Скорее. Тебе нужно пробежать еще десять метров. Там есть хороший куст. Давай.

«Мама, кажется, я умер. Кажется, я…»

Он начал различать деревья.

«А, нет, не умер. Похоже, я все еще в аду».

Он поплелся вперед.

В ботинке что-то мешалось. Кажется, туда попал камень.

«Куда идти? Куда?»

Левее. Вон, видишь заросли? Видишь?

«Да. Нет. Не понимаю».

Иди туда. Просто иди вперед. Да, вот так. Скорее.

Миша снова запнулся и упал. Он ударился лицом обо что-то. Во рту хрустнули зубы. Слюна стала наполнять рот. И привкус у нее был странный. Какой-то насыщенный, немного соленый. И она была более жидкая, чем обычно. И тяжелая. Мише захотелось сплюнуть. Он сделал это. Плевок повис у него на нижней челюсти. Слюна, перемешанная с кусочками зубов и с кровью.

Ползи! Ползи, дурак, ползи!

Миша пополз.

Под ногти забилась грязь. Один сломался. Второй сломался. В ладонь что-то воткнулось. Другую жгло, будто кто-то ее облил бензином и поджег. Теперь жгло до локтя. Миша посмотрел на нее. Нет. Она не горела – он полз по крапиве.

Недалеко каркнула ворона. Предупреждала. Но кого? Его или его преследователей? Может, она их агент. Сидит сейчас на ветке и орет собакам – он тут, хватайте его, пока он не соображает. Кар, кар !

Наконец он забрался в те самые заросли. Это были волчьи ягоды, которые дети обходят стороной, даже прикоснуться бояться. Однажды Мише взбрело в голову сделать из этих ягод варенье и накормить одного мальчугана в классе. Лешу Самосвалова, который бил Мишу всякий раз, когда встречал. Бил в солнечное сплетение. И сил много не требуется, и синяков не остается, и эффект выше всех ожиданий. Раз, и парень становится кренделем. Фокус, да и только. Миша варенье так и не сделал. Испугался, что эффект от волчьих ягод окажется мифом. Вдруг наступила бы не смерть, а обычный понос или отравление. Тогда ему пришлось бы искать себе другую школу, потому что Леша бы ему этого не простил.

Ноги подтяни. Подтяни. Прими форму эмбриона. Помнишь, как ты спал на том диване в сарае?

«Когда ты выгнала меня из дома за то, что я спалил картошку на плите? Конечно, помню. Я жил в сарае два дня».

Отлично, теперь тебе пригодится этот навык. Все. Они здесь. Они здесь. Слышишь их?

«Нет, не слышу. Мама. Меня тошнит. Кажется, у меня сотрясение».

Не смей блевать сейчас. Лежи тихо. Не шевелись.

Вернулась мошкара. Вернулись жуки.

На голову Мише что-то упало и поползло. Он прижал руки к лицу. Он больше не боялся пауков. В такой ситуации бояться их – все равно что бояться буквы «п» в библиотеке. Он знал, что они тут. Он знал, что они везде. Но есть хищники опаснее. Опаснее, чем буквы «п». Есть еще «о», которые откладывают под твоей кожей «л» и «я», есть «ч», которые съедят твои глаза, когда ты уснешь, есть «к», которые выпьют твою кровь и оставят после себя «б», а они парализуют твою нервную систему, и есть еще много-много разных букв, которые так и ждут, когда ты отвлечешься и они разберут тебя на органы. Они пострашнее мафии в Лас-Вегасе.

Че ты стонешь? Лежи тихо. Испугался он каких-то жучков. А знаешь, в прошлом году один мальчик пяти лет от роду пробыл в этом лесу трое суток. Трое! И он до сих пор жив. Он так не стонал, как ты. Он не ныл — мама, мама, я хочу без жучков, можно мне лес без жучков. Нет, он шел по лесу и пытался найти дорогу, он пытался выбраться. Да, он поныл немного, но всего час от силы. Но ему было пять, а тебе двадцать девять.

«Мне двадцать семь».

Да какая хрен разница? Тот малец бродил тут три ночи. Спал на земле. Ел мох и всякие листья. Его жрали комары, на нем нашли с десяток клещей, они как кровавые бородавки висели у него на шее, в подмышках. Он был рассадником личинок, когда его привезли в больницу и начали ковырять личинистые прыщи и выдавливать насекомых сотнями из его задницы. Но он терпел. И ни одна слеза не упала с его щеки. А ты? Посмотри на себя. Ты лежишь и ноешь. Так. Спокойно. Дроны опускаются вниз. Смотрят. Кружат над тобой. Один присматривается к кустам.

«Мама. Откуда ты знаешь про этого ребенка? Ведь ты уже умерла в прошлом году».

Знаю, и все. Тебе-то какая разница?

«Мне интересно».

А тебе не интересно, что сейчас на экране монитора у берлинской швабры? Там твои кусты. Так. Похоже, пронесло. Они не увидели тебя. Зачем же им эти дроны, если они ни хрена в них не видят? Хотя понятно зачем. Они же не рассчитывают, что имеют дело с больным психом, который умеет разговаривать с мамкой, которая подглядывает в замочную скважину из преисподней. Так. Поднимай жопу. Поднимай.