Клеменс Хаусман - Волчица

— Шубка!

Она быстро и резко втянула в себя воздух, услышав свое изуродованное имя, и повернулась лицом к брату Свена. Глаза ее сверкнули, верхняя губа приподнялась и обнажила зубы. Произнесенный Христианом обрывок имени, в который он вкладывал какой-то зловещий смысл, предупреждал ее, что перед ней смертельный враг. И все-таки она распустила свои одежды, позволив мехам повиснуть свободно, и кротко произнесла:

— Что нужно тебе от меня?

Тогда Христиан мрачно бросил ей в лицо свое ужасное обвинение:

— Ты поцеловала Рола — и Рол мертв! Ты поцеловала Треллу: она мертва! Ты поцеловала Свена, брата моего, но он не умрет!

И добавил:

— Ты проживешь до полуночи.

На миг ее зубы и глаза снова сверкнули, и правая рука скользнула вниз, к рукоятке топора. Затем, не говоря ни слова, она отпрянула, отскочила в сторону и быстро побежала прочь по снегу.

И Христиан развернулся в прыжке и быстро побежал за ней по снегу, держась позади, в полушаге от нее.

Так они молча бежали вдвоем по бескрайним снежным пустошам, и кругом, кроме них, под ночными звездами не было ни одного живого существа.

Никогда еще Христиан так не радовался своим силам. Дар быстроты, выносливость, умение правильно распределять усилия были сейчас для него бесценны. Хотя до полуночи оставалось еще несколько часов, он был уверен, что она не сможет ни оторваться от него, ни спастись, куда бы ни бежала и как бы ни спешила эта падшая тварь. Затем, когда придет время превращения, когда женское тело перестанет защищать ее от мужской руки, он убьет ее или сам погибнет в попытке спасти Свена. Он ударил своего дорогого брата по необходимости, но не мог заставить себя, хоть разум и настаивал на этом, сразить женщину.

Они пробежали милю, две мили. Белая Шубка постоянно оставалась впереди, Христиан все время на одинаковом расстоянии от нее, так близко, что порой его касались ее развевающиеся меха. Она не произносила ни слова, и он тоже. Она ни разу не повернула голову, чтобы посмотреть на него, и не пыталась свернуть, но с застывшим лицом и устремленным перед собой взглядом мчалась прямо вперед, по камню, по гладкому снегу, и слышала за спиной близкий ритмичный топот его ног и звук его дыхания.

Через некоторое время она ускорила бег. С самого начала Христиан оценил ее быстроту как достойную восхищения, но, несмотря на все ее старания, продолжал ощущать ликующую уверенность в своем превосходстве и стойкости.

Однако, когда она побежала быстрее, он обнаружил, что ни одна гонка еще не служила для него таким испытанием. Ее ноги и впрямь летели быстрее, и только благодаря своему размашистому бегу он мог держаться рядом. Но сердце его было преисполнено решимости, и он пока не страшился провала.

И отчаянная гонка продолжалась. Их ноги взметали рыхлый снег, дыхание дымилось паром в холодном чистом воздухе, и они исчезали прежде, чем оседал снег и развеивался пар. Иногда Христиан поднимал глаза, чтобы определить по звездам приближение полуночи. Еще так долго — так долго!

Белая Шубка не сдавалась. Она, очевидно, полагалась на непревзойденную быстроту своего бега и так же упорно стремилась вымотать преследователя, как он — продержаться до полуночи и исполнить свое предназначение. И Христиан держался. Он был по-прежнему уверен в себе. Он не мог потерпеть неудачу, не мог. Он поклялся себе сделать все, на что только способен человек, чтобы отомстить за Рола и Треллу, но ради Свена он был готов и на большее. Белая Шубка поцеловала и Свена, но он не должен был умереть, как они; Свена нужно было спасти во что бы то ни стало.

Свет не знал подобного состязания — даже во времена Древней Греции, когда мужчины и девушки соперничали в беге, поставив свои судьбы на карту. Белая Шубка и Христиан безостановочно мчались, час за часом, и звезда за звездой поднимались все выше, и близилась полночь.

Христиан вдруг увидел и услышал нечто, что заставило его содрогнуться от страха. На опушку лесистого склона выскочило что-то темное; раздался визг, затем ужасающий громкий вой, и на снегу задвигалось темное пятно — за ними по пятам неслась стая волков.

Этих зверей Христиан почти не боялся; при той скорости, которую он сохранял, он мог держать их на расстоянии, пусть они и были быстрыми и четвероногими. Но он бесконечно страшился хитростей Белой Шубки, ибо она вполне могла призвать на помощь свирепые челюсти волков, сродных звериной половине ее натуры. Она не удостоила их ни взглядом, ни жестом, но Христиан, опасаясь, что Белая Шубка ускользнет, на бегу поймал и удержал ее за меховую полу.

Она молниеносно обернулась со звериным рычанием, снова сверкнув зубами и глазами. Топор блеснул на восходящей и нисходящей дуге, рубя запястье. Христиан отбил удар медвежьим копьем, однако лезвие топора все же прошло сквозь древко и раздробило кости руки.

Христиан поневоле разжал хватку. Они помчались вперед, как и прежде. Христиан не сбавил скорость, хотя его левая рука теперь бесполезно болталась, кровоточащая и сломанная.

Рычание, бесспорное, пусть и видоизмененное женской гортанью, злобная ярость в блеске зубов и глаз, острая невыносимая боль от искалечившего его удара отвлекли внимание Христиана от волков; он со всей ясностью осознал, что бежавшее впереди смертоносное существо воплощало в себе несказанно большую опасность.

Когда же Христиан спохватился и оглянулся назад, он узрел чудо, ибо волчья стая, едва добравшись до их следов, тут же испуганно отпрянула в сторону; завывания погони сменились визгом и скулением. Это падшее существо было так же отвратительно для зверя, как и для человека.

Белая Шубка подобрала складки одеяния и плотнее запахнулась в свои меха, так что теперь они больше не развевались у пят и ни единый клочок меха не свисал ниже колен, и проделала все это легко, продолжая бежать с удивительной быстротой. Она все так же высоко держала голову и крепко сжимала губы, дыша через раздутые ноздри, и в ужасной скорости ее бега не чувствовалось ни малейшего признака усталости.

На Христиане уже ощутимо сказывалось напряжение. Голова его отяжелела, затрудненное дыхание с громким хрипом вырывалось из груди; медвежье копье было бы теперь для него тяжким бременем. Сердце его стучало, как молот, мозг был окутан свинцовым туманом, и лишь постепенно он начал понимать, в каком беспомощном состоянии оказался: раненый и безоружный, он преследовал жуткое существо, которое было сейчас свирепой, отчаянной, вооруженной топором женщиной и вскоре должно было обратиться в хищного и еще более грозного зверя.