Рута Шейл - Город вторых душ [litres]

– Есть! – выкрикнул он, прежде чем повалил эту громадину и оба покатились по полу.

Есми слабо верещал, но не сопротивлялся. Северьян, готовый к тому, что придется пару раз врезать ему для разговорчивости, повременил с дракой и просто держал длинного за шиворот, пока тот слабо пытался отползти и, кажется, не понимал, почему ему это не удается.

– Пестрый черт, – прошипел Северьян, стискивая пальцы на ветхой ткани футболки. Ткань трещала. Она явно не предназначалась для того, чтобы войти в вечность. – От кого ты это услышал? Почему так сказал?

– Я его видел, – всхлипнул Есми, и Северьян ослабил хватку. Тот вырвался и на четвереньках торопливо отполз к стене.

– Полупуть не поможет, – тяжело дыша, сказал Северьян, хотя это и так было очевидно. – Куда ты – туда и я. Теперь я тебя знаю.

– Чего ты вообще ко мне привязался? – взныл Есми, поджимая ноги. – Нормально спросить не мог? Обязательно на людей кидаться?

– Извини, – произнес он безо всякого покаяния. – Так кого именно ты видел?

– Не знаю, – начал было Есми, но наткнулся на недобрый Северьянов взгляд и исправился: – Черта этого. Там, в городе. Я работал, разгружали мебель. Спустился покурить, а там напротив – детская площадка. Девочка качалась на качелях, с ней женщина была, но она сидела на лавке под деревьями с другой какой-то, они пили пиво и не смотрели. А я посмотрел. Это вырос как будто из воздуха, девчонку руками обхватил – и все. Никого. Пустые качели качаются. – Он вытер лоб дрожащей рукой. – Потом ее искали, девчонку эту, листовки везде расклеивали. Снежана ее звали. Снежана Мяль.

– Ты кому-нибудь об этом рассказывал?

– Да вот еще, – передернулся Есми. – Все равно никто бы не поверил. Я н-не очень трезвый был. Сам потом подумал – наверное, показалось. Убежала она просто и потерялась. Люди ведь из воздуха не появляются.

Невнятная внутренняя тревога сигнализировала о том, что он упустил нечто важное. Нелогичность какую-то. А с виду все довольно обычно… Северьян снова прокрутил в голове услышанное от Есми: покурить, девочка, качели, тетки с пивом…

– Погоди. – Кончик хвоста нелогичности вильнул и был готов скрыться за углом, но в последний момент Северьян вцепился в него всей пятерней: – А почему ты ночью мебель-то разгружал?

– Я и не говорил, что ночью, – в свою очередь запутался Есми. – Днем дело было, около трех. После обеда, а мы еще не жрамши, вот и курили через каждые десять минут.

– Ладно, – сказал Северьян и устало потер глаза. – Как он выглядел? Этот твой пестрый черт?

– Так и выглядел. Одежда на нем была дурацкая. Клоунская какая-то. Но не красная куртка и желтые штаны, а все вместе одновременно, такими квадратиками, как у…

– Арлекина?

– Да-да, кажется. Я ж поэтому и не сказал… Сам испугался… Только сейчас понял. Они там плачут. Все-все плачут, много их. Куделька, говорят, куделька. А чего за куделька – не знаю. Он, наверное… Имя его. Клоун Куделька. У них же всегда такие… как их там… псевдонимы. И сегодня… – Он говорил все тише и тише, Северьяну пришлось податься вперед, чтобы разобрать последние слова. – Сегодня их стало больше. Кто-то еще умер.

– Спасибо, – пробормотал Северьян и собрался было уходить, но Есми застенчиво его окликнул. – Что?

– Место, где мне будет лучше, чем здесь. Ты сказал, что оно существует.

– А… – Как всякий раз перед ритуалом, он вспомнил о хирургических перчатках, которые собирался, да все время забывал для этого купить. – Хорошо, да. Хорошо.

Когда все было кончено, ему показалось, что усадьба опустела. Он спустился вниз, вытирая пальцы об одежду, и позвал:

– Мяль! – До спящего сторожа ему дела не было. – Мяль! Сегодня их стало больше. Кто-то еще умер.

Владимир сидел там, где он его оставил, не сменив позы. Заслышав голос Северьяна, он безразлично обернулся, но, кажется, ничего перед собой не видел.

– Как ей сказать? – прошелестел он. – Мы даже похоронить ее не можем, нашу Снежку.

– Я… – Северьян натолкнулся на его безжизненность, как на стеклянную стену, и замер в проеме двери. – Я отдам вам ее, обещаю. После того как мы найдем этот дерьма кусок – отдам. Но сейчас вы должны мне помочь. У меня не так много времени. Пропал еще один ребенок, вы слышали?

– Нет.

Взгляд Мяля приобрел осмысленность. Он достал из кармана смартфон и прищурился на экран. Что-то молча там полистал и покачал головой.

– Никакой информации нет. Вы уверены?

– Абсолютно.

Сторож зычно всхрапнул и отвернулся к стене. Оба покосились на него, как заговорщики.

– Владимир, – прошептал Северьян. – У вас есть машина?

– Д-да, но зач…

– Разделимся. Нужно будет заново поговорить со всеми родителями пропавших детей, соседями, друзьями, кто там еще мог что-то видеть… Я понимаю! – вскинул он ладони в ответ на невысказанное возмущение на лице Мяля. – На этот раз мы будем спрашивать о человеке в костюме Арлекина. Не так-то просто не заметить на городской улице Арлекина, правда?

Мяль пристально смотрел прямо на него. На его лице расцветала надежда.

– Вы невероятный, – сказал он и снова, теперь уже уверенно, протянул Северьяну руку.

Мне не нравится думать о том, что все могло быть иначе, если бы я выбрал скончаться от ран, которые получал от Паяца каждое утро, но в шестнадцать лет я очень страдал от боли и она была так интенсивна, что мне понадобился бы целый бассейн для рвоты, которая выходила из меня из-за этого. Мои ноги стали похожи на стволы деревьев с нашего двора, я думал о своих костях всякий раз, когда смотрел в окно. Есть такая процедура, когда сильный мужчина дергает тебя за ногу. Это не шутка. Я имею в виду буквально вытягивать ногу, когда ваши ноги не имеют одинаковой длины. Моя мамочка не могла так делать – ей не хватало сил, и поэтому к нам приходил сосед. Потом я не мог сидеть, принимал свои обезболивающие таблетки и буквально превратился в ребенка, мамочка надела на меня подгузник. Никто, кроме Говарда Лавкрафта, не имеет настолько гротескного воображения, чтобы представить все трудности, с которыми мне пришлось столкнуться.

Светик недавно пошла в детский садик и стала спать лучше, ведь ее режим наконец-то наладился. Еще в понедельник я проснулся с разбитой Паяцем головой, а во вторник ночью он пришел ко мне посмотреть на рану, и тогда я спросил его в своих мыслях, что мне сделать, чтобы он перестал избивать меня. Я мог остановить его от удара, направленного на Светика, но не мог заставить не совать свою руку в огонь или не прыгать с пожарного балкона на третьем этаже, после чего я лежал с переломанными костями и (барабанная дробь, пожалуйста) кровоизлиянием в глазах и выглядел так страшно, что Светику нельзя было на меня смотреть.

Он наклонился и пощекотал в моем носу кончиком своего длинного черного волоса. Я спросил его, что мне сделать, и он сказал – кого-нибудь отжарить.