Борис Конофальский - Вассал и господин

— Управляющий, распорядитесь, чтобы нам подали к вину что-нибудь. И готовили обед. Господа с дороги.

— Немедля распоряжусь, — от чести такой Еган не знал, как и поклониться, бегом кинулся исполнять поручение.

Управляющий гостинцы Вацлав ее признал сразу. Попробовал бы не признать. Он предложил ей хорошие покои из двух комнат, и она согласилась. Говорил, что даст ей хорошую скидку, и просил всего шестьдесят крейцеров за день. Это со столом, но без фуража для лошадей.

Девушка сразу согласилась, чего ей беречь деньги — теперь у нее их было много. И она была уверена, что будет еще больше, будет столько, сколько ей потребуется. И первым делом просила себе на обед бараньи котлеты и вино. Затем, как кучер освободился, отправила его искать купальни. Как пообедала, так Игнатий уже вернулся, рассказав, что купальни тут прямо рядом есть и что дороги они. Такие ей и были нужны. Она прошлась по лавкам, купив себе всякого, что девам нужно. Все, что приказчики в лавках просили за товары, платила сразу, не торгуясь. И без ловкости своей, разумно полагая, что по мелочи такой ловкость свою пользовать не нужно.

В купальнях мылась долго, там среди других дам и их служанок она чувствовала себя прекрасно. Так как была она не хуже их. Ута натирала ее мылом и маслами несколько раз, терла жесткой тряпкой, мыла ей волосы.

Лежала она на горячих плитах, плескалась в бассейне с теплой водой. И пила вино, что приносили разносчики, слушала музыку, что доносилась из-за ширмы, за которой сидели музыканты.

Вышла из купальни она к вечеру уже чистая, легкая, в новом нижнем белье. Шла довольная, чуть пьяная и уставшая. Пришла, велела себе пирог принести и, едва дождавшись его и съев кусочек еле-еле, пошла спать, а то глаза слипались.

Встала поздно, валялась в пастели, листала книгу. Ута принесла ей молоко с медом. И так хорошо ей было в богатых покоях гостиницы, что хоть не выходи. Но лежать она не могла, не то что бы не хотела еще валяться, просто не могла Агнес улежать, когда тут недалеко было то дело, за которым она приехала сюда. Ута ждала ее в другой комнате, она звала ее:

— Горшок ночной принеси, воду мыться, и одеваться подавай, платье из парчи, багровое, и шарф черный, и чулки черный, — повелел она. — И скажи, что бы завтрак с пирогом, какой вчера был, приготовили.

Улица Мыловаров была так узка, что по ней повозка в одну лошадь едва проходила, а уж карете с четверкой коней нипочем по улице той не протиснуться.

Узнав об этом, карету Агнес брать не стала, но кучеру велела с ней идти. Так ей спокойнее было. А улица чиста была, стены домов чисты, и мостовая метена. На улице вывески, вывески и вывески.

Мыло и масла, и тут же парфюмеры товары в лавках предлагают.

Булавки и заколки, гребни и диадемы, столько всего интересного, но Агнес шла мимо, даже не глядя на прекрасные и нужные вещи.

Шла и глазами искала вывеску, на которой книга есть. В гостинице ей сказали, что по вывеске она узнает, где лавка Стефана Роэма.

И она нашла вывеску в виде книги. У дверей в лавку, на пороге, замерла, знала, что сила ее тут ей потребна будет. И, стоя у двери, она как будто с силами собиралась. Игнатий тяжелую дверь ей отварил и она вошла.

Лавка эта была похожа на ту, что видела она в Малене. Те же столы, заваленные книгами, лампы по стенам. Только тут люди были. Двое мужей, что книги листали и голов к ней не поворотили, а один, что кутался в шубу, что был остроглаз и нос у которого был крючком, так сразу к ней пошел. Был он неулыбчив, строг и волосы имел седеющие до плеч. И Агнес отчего-то показалось, что с этим человеком ей нелегко будет.

— Доброго дня вам, юная госпожа, — сипло проговорил муж в шубе, подойдя к ней.

— И вам доброго дня, — отвечала Агнес.

— Что привело вас туда, куда дамы заходят не часто?

Агнес еще на пороге лавки решила, как говорить с ним будет, но не думала она, что тут другие люди будут, они планы ей путали. Да и глаза книготорговца были тверды. И теперь пришлось ей по-другому говорить. Пришлось все иначе делать:

— Ищу я то, что другие редко ищут. Ищу книги, что мудрость несут.

— Что ж, книги такие у меня есть, — спокойно говорил муж, пристально глядя на девушку. — Что интересует вас, юная госпожа? Может быть, алгебра или наука архитектура вас интересуют? Может, богословие? Если так, то подобных книг у меня достаточно. — Говорил он и в каждом слове его сиплого голоса слышалась едкая усмешка. И глаза его карие и острые были насмешливы, словно заранее знал он, что не эти знания ищет дева. И что такие знания ей будут не по плечу. Не по разуму.

Ах, как не нравился ей он, и это его высокомерие стало злить Агнес, но злость как раз то чувство и было, в котором она нуждалась сейчас. Девушка и говорит ему в лицо негромко:

— Не те мне книги надобны. А может, и не только книги мне нужны. Может, поговорить я с вами желаю.

— О чем же? — спросил книготорговец, улыбаясь высокомерно.

— О разном: о знакомствах ваших, о вещах редких, о редких книгах.

— О знакомствах моих? — тут Стефан Роэм и улыбаться престал. — О книгах редких?

— Да, — сказала девушка со всей невинностью, словно о пустяке просила. — О знакомствах и о книгах.

— И о каких же знакомствах моих вы знать желаете? — И глаза его стали недобрые, колючие стали. — Какими книгами интересуетесь?

— Знать хочу я об Удо Люббеле, — говорит ему Агнес, почти улыбаясь. — И книги мне интересны те, что у него бывают.

— С Удо Люббелем я не знаюсь, — вдруг резко сказал книготорговец. — И книг подобных тем, что вы ищите, у меня нет и быть не может. Коли ничего другого покупать не думаете, так ступайте.

— Поговорить мне надобно с вами, — твердо сказала девушка.

— Вам надобно поболтать, так ступайте на базар или в купальню, туда, где бабы разговаривают. Или товарку себе заведите, с ней и болтайте.

Агнес от дерзости такой пятнами пошла, кулачки сжали и цедит ему сквозь зубы:

— Вели людишкам, чтобы ушли, я тогда и скажу тебе, что мне от тебя нужно.

— Отчего же мне людей гнать, юная госпожа? — насмешливо спросил он, но видно покоробило его, что говорила она ему «ты». — Может, мне лучше вас попросить отсюда?

Это было оскорбительно, но она и это стерпела и сказала примирительно:

— Вели им уйти, и тогда разговор наш последним будет, не увидишь ты меня больше. Обещаю.

— Лучше уж вы уйдите, если ни чего покупать не думаете, — заносчиво отвечал книготорговец.

Ах, как хорошо ей вдруг стало, захлестнула ее злость, и ушки ее покраснели и щеки, и словно купалась она в злости своей, упиваясь ею, и тут же от это этого у нее разум чист стал, словно распогодилось в день непогожий, и сказала она спокойно, даже с ласково: