Артур Дойль - Тайна Клумбера; Жрица тугов; Роковой выстрел; Хирург с Гастеровских болот; За гранью бытия; На грани бытия

— У моей матери была странная привычка уклоняться во время рассказа в сторону, так что по временам нелегко было вспомнить предмет, вызвавший ее речь.

Но на этот раз Чарли постарался запомнить его, надеясь извлечь пользу из слов старушки.

— Ваши слова — святая истина, миссис Ундервуд, — заметил он, — мы весь день не выходили из дому. Послушайте, Лотти, в нашем распоряжении еще целый час до сумерек. Я уверен, что ваша мать не найдет возразить мне ни слова, если я предложу пройтись половить форелей.

— Только закутай себе чем-нибудь шею, дитя мое, — сказала мама.

— Хорошо, дорогая. Я сбегаю наверх и возьму шляпку.

— А на обратном пути мы сделаем чудесную прогулку на заходе солнца, продолжал Чарли, покуда я направлялась к дверям.

Когда я вернулась, то увидала, что мой жених с нетерпением ждет меня с удочкой в руках.

Мы прошли через лужайку мимо окна, в котором были видны три ехидно улыбающиеся лица.

— Поцелуи — это чистый разврат, — сказал Джек, с задумчивым видом разглядывая облака.

— О, да, и скверный разврат, — подхватила Фанни.

И все трое расхохотались, да так, что разбудили мирно дремавшего полковника.

Мы слышали, как они наперерыв старались объяснить свою шутку полковнику, который никак не мог сообразить, в чем дело, именно благодаря их усердию.

Мы пробежали по тропинке до калитки, выходившей на дорогу к Тэвистоку.

Чарли на минуту остановился соображая куда идти.

О, если бы мы знали тогда, что от этого направления зависит вся наша судьба!

— Что ж, пойдем на реку, дорогая, — сказал он, — или предпочтем ей какой-нибудь ручеек?

— Как хотите — мне все равно.

— Отлично. Я подаю голос за ручейки. Кстати, удлинится и наш обратный путь, — прибавил он, окидывая любовным взором небольшую, закутанную в белую шаль фигурку, что шла рядом с ним по дороге.

Ручей, который мы выбрали, орошает наиболее безлюдную часть местности.

При выходе с дороги на тропинку мы находились в нескольких милях от Тойнби-Холла; но мы были молодые и сильные люди и потому тронулись в путь, не обращая внимания на попадавшиеся нам камни и кустарники.

Во время пути мы не встретили ни души, если не считать девонширских овец, которые с любопытством глядели на нас и долго провожали нас глазами, точно стараясь угадать, чего ради мы попали в их царство.

Когда мы добрались до ручейка, с шумом вытекающего из ущелья с отвесными боками, устремляясь зигзагами к Плимуту, было уже совсем темно.

Перед нами высились два огромных массива скал, между которыми капля за каплей сочилась струйка воды, образовавшая у подножия их глубокий тихий пруд.

Это место было всегда любимым уголком Чарли. Днем оно, действительно, должно было быть очаровательно, но теперь, когда в кристальной воде отражались серебристые облики восходящей луны, перемежающиеся с черными пятнами теней от скал, — теперь это место совсем не годилось для пикника.

— Дорогая моя, я лучше откажусь на этот раз от ловли, — заявил Чарли, когда мы уселись рядом.

— О, да, — вздрогнув, согласилась я.

— Итак, мы передохнем здесь, а потом пустимся в обратный путь. Но вы вся дрожите, вам холодно?

— Нет, — ответила я, стараясь овладеть собой, — мне не холодно, но… но мне немножко страшно. Конечно, это очень глупо с моей стороны.

— Черт возьми! — сказал мой жених. — Я не нахожу в этом ничего удивительного, так как и сам чувствую что-то неладное. Журчанье этой воды напоминает мне хрип умирающего.

— О, не говорите таких вещей, Чарли! Вы пугаете меня.

— Ну, ну, моя дорогая, нечего предаваться черным мыслям, — со смехом сказал он, видимо, желая вернуть мне бодрость. — Пойдемте прочь из этого места, где пахнет кровью, и… Смотрите, смотрите! Боже мой! Это что такое?

Чарли покачнулся, и глаза его направились на другой берег ручья, который был выше того, на котором сидели мы.

Лицо Чарли было смертельно бледно.

Я уже говорила, что ручей, у которого мы сидели, находился у подножия скалистого массива.

На самой верхушке последнего рисовалась высокая черная фигура мужчины, смотревшего вниз, в отвесный обрыв, на дне которого мы сидели.

Луна как раз осветила гребень скалы, и на его посеребренном фоне резкими угловатыми очертаниями выделялся силуэт неизвестного.

В этом внезапном молчаливом появлении одинокого путника было что-то таинственное, волшебное, и фантастичность его еще более увеличилась ввиду мрачности обстановки.

Меня охватил немой ужас. Я прильнула к моему возлюбленному, со страхом смотря на высившийся над нами силуэт.

— Эй, мистер, вы, там, наверху! — крикнул Чарли, переходя от тревоги к гневу. — Кто вы такой и за каким чертом забрались туда?

— О! Я так и думал, так и думал, — проговорил человек, смотря на нас сверху вниз.

Затем он исчез с гребня.

Мы слышали его шага по скале.

Минуту спустя он появился на берегу ручья и остановился, повернувшись к нам лицом.

Как ни фантастичен был его вид при первом его появлении, вблизи эта фантастичность скорее усилилась, чем ослабла.

При свете полной луны ясно было видно его длинное тощее лицо мертвенной белизны, составлявшее резкий контраст с манишкой ярко-зеленого кричащего цвета.

На щеке у него шел от глаза до угла рта глубокий шрам, придававший и без того неправильному и некрасивому лицу его ехидное; фальшивое выражение, особенно заметное в те моменты, когда рот его улыбался.

Ранец и палка указывали на принадлежность его к числу туристов. В то же время непринужденность и изящество, с каким он снял шляпу, увидев даму, свидетельствовали о том, что он принадлежит к обществу.

В его угловатой бескровной фигуре было что-то неуловимое, что в связи с болтающимся на плечах черным пледом напоминало мне редкую летучую мышь, питающуюся высасыванием крови, которую Джек Дэзби привез из Японии и которая стала кошмаром для всей прислуги дома.

— Прошу извинения, если помешаю вам, — заговорил он с легким иностранным сюсюканьем, придававшим его речи какое-то особое изящество. — Если бы мне не посчастливилось встретиться с вами, мне пришлось бы чего доброго заночевать под открытым небом.

— Черт вас побери, друг мой — вскричал Чарли. — Неужели вы не могли позвать нас, крикнуть нам что-нибудь? Вы страшно испугали мисс Ундервуд, когда точно из-под земли выросли перед нами.

Незнакомец снова поднял шляпу и рассыпался передо мной в извинениях за свою невольную провинность.

— Я — шведский дворянин, — продолжал он, — и в данное время путешествую ради удовольствия по вашей прекрасной стране. Позвольте представиться — доктор Октавий Гастер. Быть может, вы будете добры указать мне местечко, где я мог бы переночевать, и сообщить маршрут, чтобы выбраться из этой огромной пустыни.