Роберт МакКаммон - Час волка

Позвоночник у него крючило. Он опустился на четыре лапы, белая шерсть покрыла его хилое тело, он часто заморгал на солнце. Задние лапы у него напряглись, и Михаил понял, что он собирается сделать.

Михаил метнулся вперед.

Но белый волк сделал то же.

Виктор взметнулся в воздух, все еще превращаясь. И полетел, слегка вильнув телом, к камням на дне расселины.

Михаил закричал, крик вышел высоким горестным лаем, но то, что он хотел прокричать, было:

– Отец!

Виктор летел беззвучно. Михаил отвел взгляд, веки его крепко за– крылись, он не увидел, не мог позволить себе увидеть, как белый волк долетел до камней.

Поднялась полная луна. Михаил согнулся над расселиной, неподвиж– но уставясь в нее. Время от времени он вздрагивал, хотя ночь была жаркой. Он попробовал запеть, но ничего не выходило. Лес молчал, и Михаил был одинок.

Голод – зверь, не ведающий печали – грыз его желудок. Железнодо– рожные пути, подумал он; мозг у него был вялый, отвыкший думать. Пу– ти, по которым ходит паровоз. Может быть, сегодня паровоз сшиб кого– нибудь. Возможно, там, на рельсах, лежит пища.

Он побежал через лес к оврагу, через траву и плотные кусты к пу– тям. Вяло поискал вдоль рельсов, но запаха крови не было. Нужно воз– вращаться в пещеру, решил он; теперь там был его дом. Может, по пути он найдет зайца или мышь…

Он услышал далекий грохот.

Он поднял лапу, коснулся рельса и почувствовал вибрацию. Через минуту поезд выскочит из западного туннеля и, прогрохотав вдоль овра– га, влетит в восточный. Красная лампа на последнем вагоне будет рас– качиваться взад-вперед. Михаил уставился на то место, где умер Ники– та. В его мозгу жили духи, и они разговаривали. Один из них прошеп– тал: – Не подведи меня.

Это пришло к нему как внезапное озарение. На этот раз он все же может побить поезд. Если действительно захочет этого. Он может побить поезд, начав гонку волком, а закончив человеком.

А если же он окажется недостаточно быстр… ну, так что ж? Вок– руг был целый лес, полный духов, так почему бы ему не присоединиться к ним и не петь новые песни?

Поезд приближался. Михаил проследовал к выходу из западного тун– неля и сел около рельсов. В теплом воздухе мерцали светлячки, звенели цикады, дул мягкий ветерок, мышцы Михаила играли под черной шерстью.

~Жизнь ждет тебя там~, подумал он. ~Не подведи~.

Он почувствовал кисловатый дух пара. В туннеле блеснул свет. Грохот перерос в звериное рычание.

И тут, с ослепительным светом и брызгами красных искр, из тунне– ля вырвался паровоз и помчался к востоку.

Михаил вскочил (слишком медленно! слишком медленно! – подумал он) – и помчался. Паровоз уже обошел его, стальные колеса были от не– го менее чем в трех саженях. Скорее! – подбодрил он себя, и обе пары ног подчинились. Он мчался, стлался над самой землей, его обдували завихрения воздуха от паровоза. Лапы били по земле, сердце молотило. Скорее. Еще скорее. Он догнал паровоз… нагнал его… пошел на об– гон… Искры жгли ему спину, вихрями омывали морду. Он продолжал не– стись, чуя запах собственной подпаленной шерсти. Он обошел паровоз уже на шесть саженей… на восемь… на десять… Быстрее! Быстрее! Избавившись от вихрей и искр, он рванул вперед, тело было словно со– здано для скорости и выносливости. Он видел темнеющий впереди зев во– сточного туннеля (вовсе не собираюсь я это делать,– подумал он, но быстро отбросил эту мысль, прежде чем она завладела им), обошел поезд на двадцать саженей, и начал превращаться.

Первыми начали изменяться лицо и голова, четыре лапы все еще не– сли его вперед. Черная шерсть на плечах и спине перешла в гладкую ко– жу. Он почувствовал боль в позвоночнике, спина стала удлиняться. Боль залила все его тело, но он не сбавлял хода. Шаг стал укорачиваться, ноги изменялись, теряя шерсть, позвоночник распрямлялся. Паровоз до– гонял его сзади, спереди на него несся восточный туннель. Он зашатал– ся, поймал равновесие. Искры зашипели, коснувшись его белых плеч. Ла– пы изменились, теряя цепкость; появились пальцы.

Сейчас или никогда.

Михаил, человек и волк, оттолкнулся перед паровозом от земли и прыгнул на другую сторону.

Сияние фар поймало его на лету и, казалось, запечатлело этот драгоценный миг. Вот он, глаз Божий, подумал Михаил. Он ощутил горя– чее дыхание паровоза, услышал грохот всесокрушающих колес, увидел бу– фер, который вот-вот врежется в него и раздерет на части.

Он вжал голову в плечи, закрыл глаза и приготовился к удару. В сиянии фары тело его пронеслось над буфером и упало в траву. Он сва– лился на спину, дыхание с силой рвалось из легких. Жар паровоза обдал его, яростный порыв ветра взъерошил волосы, сноп искр обжег безволо– сую грудь. Через короткий миг он сел и посмотрел на красную лампу, раскачивавшуюся из стороны в сторону на въезжавшем в темный туннель последнем вагоне.

Поезд ушел.

Казалось, каждая косточка его тела вышла из сустава. Спина и ре– бра были в синяках. Ноги истерты, пальцы порезаны. Но он остался жив, и он пересек пути.

Какое-то время он сидел, тяжело дыша, тело его блестело от пота. Он не знал, сможет ли встать или нет; он не помнил, как ходить на двух ногах.

Глотка у него напряглась. Он попытался заговорить. Получилось, но с трудом.

– Я жив,– сказал он, и звук собственного голоса – гораздо более глухо, чем он его помнил – поразил его.

Михаил никогда не чувствовал себя таким голым. Первым его жела– нием было превратиться обратно, но он сдержался. Быть может, потом. Но пока – нет. Он лежал в траве, собираясь с силами и давая мыслям свободу. Что там, за лесом? – задумался он. Что было там, снаружи, в том мире, которому, как говорил Виктор, он принадлежал? Это должно было быть чудовищное место, полное опасностей. Дикая страна, где зверству нет границ. Он боялся этого мира, боялся того, что мог найти в нем… но боялся при этом и того, что мог найти в себе.

~Жизнь ждет тебя там, снаружи~.

Михаил сел и уставился вдоль путей в сторону запада.

~Не подведи меня~.

В той стороне лежала Англия, страна Шекспира. Цивилизованная страна, говорил Виктор.

Михаил поднялся на ноги. Колени подогнулись, он снова упал.

Вторая попытка была удачнее. С третьей попытки он наконец встал. Он забыл, какой он, оказывается, высокий. Посмотрел на луну. Она была той же самой луной, но вовсе не такой красивой, как глазами волка. Лунный свет блеснул на рельсах и, если тут были духи, они бы запели.

Михаил сделал первый, осторожный шаг. Ноги были неловкими. И как это он раньше ходил на них?

Он научится делать это опять. Виктор был прав; здесь ему жизни нет. Но он полюбил это место, и бросить его будет тяжело. Это – мир его юности; ждал же его другой, более суровый мир.