Ричард Чизмар - Вдовий мыс

Он издал гортанный крик и, прижав фотоаппарат одной рукой к груди, резко крутанулся и попытался второй рукой тыкнуть Меллону в глаза.

Полицейский, как он указал позднее в отчете, не сомневался, что Клиффорд Макги его бы убил, не достань он оружие и не оглуши его прикладом.

Когда Макги почти час спустя пришел в себя, то уже сидел запертый на заднем сиденье патрульной машины, а руки ему сковывали наручники. Впрочем, это было неважно. Хоть

студент и открыл глаза, он пребывал в полном ступоре.

Даже спустя три дня, находясь в Кембриджской больнице, что в тридцати милях, окруженный родными и под надзором полиции, Клиффорд Макги не реагировал ни на что.

Тем временем детективы, осмотревшие «Никон», изъятый у Макги, обнаружили в нем заполненную карту памяти на 128 мегабайт. На ней оказалось более пяти тысяч фотографий.

Вначале там были снимки маяка Вдовьего мыса снаружи, сделанные под разными углами, с разных точек, с разными фокусными расстояниями. Далее следовала серия фотографий маяка изнутри: гипнотические снимки спиральной лестницы, крупные планы древних каменных стен, завораживающие фото пылинок, танцующих в солнечном свете. И на всех оказалось запечатлено отдаленное ощущение одиночества и отчаяния.

Здесь-то и начались странности.

Следующие фотографии представляли собой серию одинаковых изображений Атлантического океана и горизонта вдали. Их были сотни, они шли один за другим и все были совершенно идентичны. Лишь когда в правую часть кадра попала рыболовная лодка, по тому, как она медленно прошла вдоль следующих снимков, полицейские поняли, что Клиффорд Макги снова и снова фотографировал одно и то же.

Небо на снимках стало медленно погружаться в сумерки, к ночи стемнело, а потом снова постепенно прояснилось, когда забрезжил рассвет, и детективы осознали степень одержимости Макги: он простоял на мостике, делая эти фотографии, почти целые сутки, остановившись, лишь когда на маяк прибыл Ричард Меллон и прервал его.

Будто Клиффорд Макги заметил нечто таящееся в глубине далеких вод — нечто такое, что никто больше не мог увидеть.

Через две недели Паркеры наняли людей, чтобы те протянули поверх забора колючую проволоку.

Раз уж вы столь любезно сопровождаете меня к основанию маяка Вдовьего мыса, то прошу и простить мою одышку, пока я спускаюсь за водой по той же винтовой лестнице, по которой некогда поднимались убийцы и актрисы.

Я чувствую историю на каждом шагу. Атмосфера здесь такая, как на неспешной прогулке в сумерках по травянистым холмам Геттисберга, по этому полному призраков региону, где история и смерть, взявшись за руки, танцуют у всех на виду. И пока вы пытаетесь изобразить скорбное почтение, в сознании мелькают имена и даты, а сами вы в душе так и хотите стать свидетелями какой-нибудь стародавней бойни. Да, это крамольная мысль, но вместе с тем — непреложная истина. Зеваки на трассах хоть и не стопорят трафик, потакая своему праздному любопытству, однако про себя мечтают, чтобы им повезло увидеть брызги крови на обочине или ошметок искромсанной плоти. Да что уж там, толпы зрителей, собиравшихся в древних колизеях, приходили туда явно не за попкорном.

Продвигаясь по этим бесконечным ступеням, я, должен признать, ощущаю большее родство с Лидией Перл и Джозефом О’Лири, чем с кем-либо из павших солдат Гражданской войны. Почему так? Наверное, ввиду самой природы времени и городских легенд… а может, природы маяка Вдовьего мыса. Здесь меня окружают призраки.

Только что я проверил несколько бутылок воды из кулера и обнаружил кое-что тревожное. У воды появился соленый привкус. Слабенький, но чувствуется. Эти бутылки я купил в продуктовом магазине только вчера днем и пил эту воду вчера вечером и сегодня, но ничего такого в ней не замечал. Может быть, я стал жертвой собственного воображения или же это такой неожиданный эффект соленого воздуха, который здесь, на побережье Новой Шотландии, повсюду. Тем не менее я не могу этому не удивиться и не могу не рассказать вам. Как-никак, мой голос сейчас — как и когда-либо (усмехается) — мой самый верный спутник.

Девяносто один, девяносто два, девяносто три…

Господи, как я запыхался. Думал, это спуск по лестнице бесконечный, но обратная дорога наверх кажется длиной в бесконечность с половинкой, как говаривал мой покойный отец. Я пытался сосчитать все двести шестьдесят восемь ступенек, как вчера, когда поднимался в первый раз, но постоянно сбивался. Но я готов вам поклясться, что прошел уже пятьсот с лишним.

В дополнение к моему чувству смещения реальности я теперь четко слышу, что снаружи приближается буря. Что странно, ведь всего несколько часов назад небо было кристально чистым. Я очень внимательно смотрел прогноз погоды перед этой поездкой. И все сайты обещали ясные дни и приятные ночи. Ну и ладно, не страшно, буря только добавит атмо-сферности.

Во многих книгах, что я изучал по истории маяка Вдовьего мыса, говорилось о том, что в этой части новошотландского побережья бури случались особенно часто. Сразу несколько авторов утверждали, что во время самых сильных из них можно было реально почувствовать, как старый каменный маяк дрожит. Я списывал это наблюдение на преувеличение и стремление привлечь внимание, но, боже, как я ошибался!

Когда я наконец закончил этот бесконечный подъем и добрался до световой комнаты, то оказался поражен тем, что открылось мне снаружи. По окнам хлестал ливень. Прежде кристально чистое небо бурлило от быстрых темных облаков. Горизонт пронзали острия молний. На беспокойном море сердито плясали белые барашки. Ветер при этом завывал так, что я вместе с самим маяком чувствовал, как на скалистый берег у подножия утесов обрушиваются волны.

Я стоял завороженный — и да, признаюсь, меня охватил страх. Никогда еще я не видел, чтобы небо или море выглядели так.

Запись от 17 июня в дневнике Коллинз в равной степени захватывает и вселяет тревогу. Идеальный аккомпанемент для бурной ночи. Послушайте сами:

Сегодня утром, когда был отлив, я пробралась на пляж. Хотя и знаю, что нельзя было. Папа предупреждал меня, что это опасно, а мама заставила раз сто пообещать, что я туда не пойду без нее или без папы, но я была такая злая и мне стало так скучно, что я пошла. Дурацкие мальчишки! Мне пришлось почти час идти через скалы к парку и спускаться по просеке на пляж. И потом еще почти час возвращаться к подножию скал. А они такие высокие, что оттуда даже не виден маяк. Пляж был пустой, весь в ракушках, плавнике и камнях. Я нашла там кусок ветки, похожий на большую чайку, но я знала, что забрать ее с собой было нельзя. Это только сильнее меня разозлило. Я не понимала, что такого в этом пляже. Опасным он мне не казался. С виду просто обычный пляж. А потом я заметила в скале пещеру. До нее было футов двадцать. Мама говорит, я слишком любопытная, и, наверное, в этом случае она была права, потому что я даже не стала раздумывать и сразу туда полезла. Камни были мокрые и скользкие, но я добралась до пещеры очень быстро. Она оказалась не очень большая. Папе бы пришлось нагнуться, чтобы войти внутрь, но для меня места было достаточно. Далеко я заходить не решилась, потому что там было темно и мокро и мне стало страшно без фонарика. Все стены там блестели, с них капало и странно пахло. Будто гнилой рыбой или водорослями. Тогда мне подумалось, что не стоило вообще туда забредать. Я уже собиралась возвращаться, когда увидела, что вся стена была покрыта рисунками. Что они означали, я не понимала. Они не были похожи на рисунки индейцев, о которых я знала по школьным урокам. Где были быки, олени, медведи. На этих были в основном какие-то символы. Один напоминал гигантского осьминога, только с тринадцатью огромными щупальцами. Я их пересчитала. А потом заметила, что на полу под рисунками лежали какие-то кучки. Они были похожи на кости. И черепа. Их было так много, что не сосчитать. Тогда мне показалось, что я сейчас обмочусь, поэтому я стала выбираться, но, прежде чем я вышла обратно на свет, успела услышать позади чей-то голос. Я была до полусмерти испугана, и, пусть волны шумели очень громко, я точно знаю, что голос был настоящий. Это был голос старика, сначала он просто смеялся. А когда наконец заговорил, то звучал так, будто всю жизнь курил только вонючие сигары. Он сказал: «Они идут за тобой, девочка. Они идут за вами всеми». Когда почти через два часа я вернулась домой, меня еще била дрожь. Мама наказала меня за то, что я ушла, не сказав ей, но мне было все равно. Я просто рада, что я дома и со мной все хорошо. Я никому не расскажу, что видела и слышала в той пещере. И никогда больше не пойду на тот пляж.