Моника О'Рурк - И в конце, только тьма

Она улыбнулась ему.

- Теперь ты меня видишь, Дэвид. Это сработало. Я больше не боюсь.

Ее голос был слабым, опустошенным, как будто жизнь вытекала из ее тела.

Одеяло было пропитано ее кровью. Он сдернул его с ее тела и стянул к ногам.

Зажав рот руками, он попятился назад, пока не ударился о стену, не в силах сделать ни шагу.

- Даже не больно ...

Но это была ложь. Когда она попыталась посмотреть вниз, боль пронзила ее тело. Она видела все в зеркале, которое поставила в ногах кровати. Несмотря на алые пятна, покрывавшие каждый дюйм ее тела внизу живота, она могла видеть красоту, которую создала, красоту под кровью.

Ноги раздвинуты, обнажая остатки половых губ, которые она отрезала и отбросила в виде лоскутов изувеченной жировой ткани. Ее влагалище, вырезанное и развернутое, свисало на матрас.

А потом, думала она, они вымоют ее, и вот тогда, когда все следы крови будут удалены, ее тело исцелится, станет таким красивым, каким должно было быть. Оно сохранит ту форму, какой она была задумана: розовые и белые, пушистые персики, взрыв цветов и мягкости, разворачивающиеся в цветущем великолепии.

Теперь намного лучше. Гораздо естественнее.

- Иди ко мне, - прошептала она, раскинув окровавленные руки в приветственном объятии.

Ⓒ Attainable Beauty by Monica J. O'Rourke, 2001

Ⓒ Игорь Шестак, перевод, 2019

-Ты прав. На вид оно не очень, - помню, как сказал мне Миллер. Как будто это что-то меняет.

К этому моменту мясо приобрело дивный оттенок рвоты. Желтоватый, немного тошнотворно-коричневый. Как будто извергнул содержимое своего желудка после настоящего буйного субботнего вечера, стоя на коленях перед Фарфоровым Божеством, с криво улыбающейся задницей на весь мир.

Я зажал нос.

- Слишком долго пролежало на солнце, Миллер.

Миллер кивнул.

- Да не ссы, Дик Трейси. Мы срежем самые плохие места. Наконец-то мы не пойдем сегодня на охоту.

Черт возьми, вот тут он был прав. Нет ничего страшнее охоты, потому что на самом деле охотник там не совсем вы, это они охотятся на вас, и они ничего не боятся.

Будь у меня выбор, я бы предпочел жрать гнилое мясо.

Но на следующий день у нас снова кончилась еда.

В любом случае, это были скорее испорченные части, чем хорошие, и я имею в виду по-настоящему испорченные - не типа испорченные, которые все еще в порядке, раз уж вы готовите из них дерьмо, - а настолько испорченные, что даже личинки не трогают их. Этого мяса не хватает надолго, особенно когда им питался я, Миллер и старый охотничий пес Миллера, Шепа, который больше не охотился.

В то утро мы взяли дробовики и отправились в лес. Мы только вышли из хижины, а мои руки уже дрожали.

- Успокойся, - сказал старикашка, сопровождая свои слова отхаркиванием застарелой слизи, разбрызгивая ее вокруг по траве. Он хлопнул меня по плечу и подтолкнул в сторону леса. Какой бы он не был крутой, как он говорит, но он всегда делает так, чтобы я шел первым. Подлый старый ублюдок.

Обычно мы не уходим далеко - ставим ловушки, и иногда они срабатывают.

Самое страшное, когда они охотятся стаями - когда идут за нами. Святое дерьмо, если это случается, ты можешь засунуть голову между ног и поцеловать свою задницу на прощание!

Затрещало в кустах. Там что-то шевелилось ... тихое рычание и стоны. Кровожадное бульканье. Мое сердце колотилось о ребра.

Миллер схватил меня за руку.

- Что это было?

"Откуда мне знать???" Я хотел сказать, но мои легкие усохли, будто я только что выкурил целую пачку "Кэмела".

Вот он ... ползет к нам на карачках, волоча брюхо по земле, его маленькая задница торчит в воздухе. Спокойно, это молодняк, еще даже не способный ходить самостоятельно. Но иногда именно так они пытаются обмануть тебя. Подлые ублюдки.

Я поднял пистолет и нажал на курок. Голова взорвалась, безволосый скальп взлетел в воздух и прилип к стволу дерева, как кусок мха.

- О-о-о, зачем ты это сделал? - пробурчал Миллер. - Ты ему чертову башку снес! Мозги - мая самая любимая часть!

Миллер схватил это существо и засунул в мешок, качая головой, как будто я пернул. Эти мелкие засранцы сильно кровят. Я делаю меньше бардака, забивая свиней.

- Нам достаточно, - сказал я. - Давай вернемся, у меня плохое предчувствие.

Миллер покачал головой.

- Нам недостаточно. Кроме того, это было так легко.

Я кивнул.

- Слишком легко.

Миллер рассмеялся.

- Ты слишком переоцениваешь их, парень. Их мозг еще даже не сформировался.

Но потом они стали выползать, как саранча, на локтях, на животе, на ногах. Они просто прибывали и прибывали и прибывали, и это, казалось, никогда не кончится. Падали с деревьев, шатаясь шли или ползли через кусты. Некоторые из них тянули пуповину между ног. Некоторые из них все еще тащили части своих мам, которые оторвались, когда они прокладывали себе путь из утробы. Я видел это однажды. В лесу. Маленький ублюдок выскочил из маминой пизды и тут же откусил ей клитор. Умял, даже не прожевав.

Они шли на нас, как на Голгофу - чертово стадо младенцев. Я было побежал, но, черт возьми, они не так быстры. Даже ковыляющие ... ну, они просто ковыляют. Некоторые из них могут быть на ногах, но двухлетний ребенок просто не создан для скорости.

Сначала они набросились на Миллера, вцепившись в него крошечными ручонками, впиваясь зубами в его плоть. Он попытался убежать, но они в мгновение ока уложили его.

Миллер был очень стар, он тоже немного ковылял. А они прибывали отовсюду: кусались, лягались, царапались, жевали все, что попадалось под руку. Он кричал и пытался убежать, но их было слишком много. Один вцепился в его горло, жуя кадык, как будто это была мамина соска. Каждый раз, когда Миллер открывал рот, чтобы закричать, один из этих младенцев пытался схватить его за язык или вытягивал свою пухлую голову над его лицом, выплескивая вязкую массу детской блевотины в его рот - крупины, похожие на творог, но свернувшиеся и воняющие, как болото. Рот Миллера наполнился этой дрянью, и ему пришлось проглотить ее, чтобы не задохнуться.

Бежать пока было некуда - они все еще пикировали с веток или двигались внизу, кусая меня за лодыжки. Я пинал их, бил кулаками. Две штуки вцепились мне в ногу, крошечные ручки обвились вокруг икры, и я попытался их стряхнуть, но они застряли, как раздутые клещи на дохлой собаке.

Один из них прыгнул на меня сзади и вцепился в голову, повис, как херовый парик. Я колотил по нему руками, а он грыз мой скальп, пытаясь вырвать кусок. Его крошечные вонючие пальчики нашли мой нос и вонзились в него, пытаясь сорвать его с лица. Затем его руки скользнули вниз по лицу, нашли мой рот, схватили язык и начали дергать его. Я кусал изо всех сил; пока не услышал, как эти проклятые пальцы щелкнули, как щепки, и маленький ублюдок не начал визжать, крутя своей дурной башкой и пытаясь вытащить свою руку из моего рта. Ему это удалось, но не раньше, чем я сохранил некоторые из его пальцев в качестве сувенира. Но я их выплюнул - в объятиях моей покойной жены я пробовал кое-что и получше.