Фрэнсис Вилсон - Кровавый омут

— И ты слушался?

Он не посмотрел на нее.

— Как правило, просто докладывал, будто выполнил распоряжение, а иногда... действительно выполнял.

— Ох... — Джиа не скрыла неодобрение.

— Слушай, я был голодным и глупым мальчишкой. Считал, что ее враг — мой враг, пока не понял, что она и есть мой самый страшный враг. Черт возьми, умей она делать бомбы, наверняка заставила бы меня их подбрасывать и запал поджигать, чтоб избавиться от любой конкуренции. — Он покачал головой. — Бред собачий.

— Не ее ли боится Ифасен?

— Нет. Я слышал пару лет назад, что она перешла «в мир иной», как у них принято говорить. — Джек мельком бросил на нее расстроенный взгляд. — Давай больше не будем о ней говорить, хорошо? У меня при одной мысли зубы болят.

Джиа заподозрила, что, покончив с мадам Уской, он вернется к вопросу, который она задала Ифасену, и принялась придумывать, чем бы его отвлечь. Заметила и схватила брошюру, прихваченную в доме медиума.

— "Фонд реставрации Менелай-Мэнор"... Это еще что такое?

— Похоже на очередную аферу. Сбор пожертвований на ремонт дома, в котором живешь и работаешь. Более блистательной идеи я даже не слышал.

— Сведения соответствуют действительности? — спросила Джиа, мельком знакомясь с прискорбной историей дома при свете уличных фонарей.

— Не успел прочесть. Что там сказано?

Она зажгла свет в салоне, поднесла брошюру к лампочке.

— Сказано, что дом в 1952 году построил Кастор Менелай, который умер от рака, став его последним владельцем, перешедшим «в иной мир» естественным образом.

— Повезло ему, — усмехнулся Джек.

— Дом унаследовал его сын Дмитрий, покончивший самоубийством в начале девяностых годов. Несколько лет там жил доктор Сингх с женой, кое-что перестроив, потом кто-то во сне их зарезал. Какой ужас! Надеюсь, это выдумки.

— Читай дальше.

Ей это все меньше нравилось.

— До Ифасена дом принадлежал Герберту Лому и его жене Саре... [6]

— Случайно, не актер из «Призрака оперы» Хаммера?

— Неизвестно. Он исчез вместе с женой после того, как... о господи... — Дальше речь шла о зверски замученном ребенке. Чувствуя тошноту, Джиа закрыла брошюру.

— Что?

— Не имеет значения. Какой-то тошнотворный кошмар! Ифасен хочет внушить впечатление, будто дом проклят. Наверняка фантазирует.

— Вряд ли, — качнул Джек головой. — Его с легкостью разоблачили бы. Скорее взял несколько фактов, чуть-чуть приукрасил. Давай дальше.

— Не хочется.

— Выбери главки, где меньше крови.

Она неохотно взглянула, пропустив жуткий абзац.

— Дальше он от себя говорит: «Я выбрал Менелай-Мэнор потому, что насильственная кончина производит сильные психические вибрации. Души умерших в доме не упокоились, до сих пор здесь присутствуют, размывая границу между нашим и иным миром. Это идеальное место для церкви, которую я намерен открыть». — Джиа посмотрела на Джека. — Церковь?

— Идеальная цель для мошенника, — улыбнулся он. — Абсолютно законный рай без всяких налогов, станок, который печатает деньги. Как ты думаешь, почему сайентологи позволяют себе привлекать к суду каждого, кто критически высказался против их рэкета?

— По его утверждению, пожертвования позволят «примирить особняк с нынешним миром и привести в гармоничное соответствие с будущим». Что это значит?

— Видимо, вечное совершенствование. По крайней мере, пока сам Ифасен не перейдет в мир иной.

— Потише, — предупредила она. — Еще одно высказывание в том же духе, и я сочту тебя циником.

— Правда?

Джек выехал на Саттон-сквер, остановился перед дверью особняка, притянул ее к себе, поцеловал.

— Спасибо, что вытащила меня сегодня из берлоги. Землетрясение, медиум в доме с привидениями... умеешь развлечь парня.

Она ответила на поцелуй.

— Всегда пожалуйста. Завтра ночью развлеку еще лучше.

— Ух ты!

Они со смехом вышли из машины. Джек обнял Джиа за плечи, сделал несколько шагов к парадному и вдруг остановился.

— Эй, секундочку. Ты так и не сказала, о чем спрашивала. Говори.

— Ни о чем. Просто глупость втемяшилась в голову. Не допытывайся...

— Кто сильней меня любит глупости? Рассказывай. Не уйду, пока не скажешь.

— Ладно. — Безвыходное положение. — Спрашивала, сколько у меня будет детей...

— И он ответил «двое». — Джек усмехнулся. — Жалко, что соврал. Иначе я стал бы папашей номера второго. По крайней мере, претендовал бы на звание.

— Ифасен отвечал с полной уверенностью.

— Профессионально просчитал шансы. Рассмотрим твой вопрос с его точки зрения. Ты выглядишь моложе своих лет. Скорее всего, у тебя есть ребенок, а то и два. Если нет, можно с уверенностью пообещать двух-трех. Трех было бы надежней, но парень, по-моему, любит ходить по самому краю. Рискнул на двух.

— Если у меня никогда не будет второго ребенка, выяснится, что он ошибся.

— Когда ты наверняка в этом удостоверишься, то давным-давно забудешь об Ифасене. Или он от своих слов откажется. Зачем ему морочить себе голову?

Джиа не могла от этого так легко отмахнуться. Утром ее немного подташнивало. Разве можно забеременеть, добросовестно каждое утро глотая таблетки?..

Кроме нескольких дней в июне, когда они с Вики летали в Айову к родным. Она впервые в жизни забыла их с собой захватить. Для чего, если Джека нет рядом? По возвращении сразу же вновь принялась принимать.

Хотя сразу после приезда...

Ее вновь затошнило. Конечно, бывают дела и похуже, однако о ребенке сейчас даже думать не хочется...

Невозможно...

Тем не менее завтра, как только Вики сядет в автобус и уедет в лагерь, надо будет первым делом купить домашний набор для анализа на беременность.

Оно вышло из долгого небытия.

Долго ничего не знало, не чувствовало. Теперь чувствует, знает.

Едва знает. Не представляет, что — кто — оно такое, чем или кем было. Помнит, что существовало в прошлом, потом существование кончилось. Сейчас вновь началось.

Почему?

Неизвестно, где оно находится. Всматривается вдаль, смутно чуя присутствие себе подобных и других, на себя не похожих, никого из них не узнает.

Неизвестность пугает, однако сквозь страх пробивается иное чувство — ярость. На что — непонятно, хотя оно ее старается сохранить, осознать и усилить. Целиком наливается яростью, дожидаясь, когда ее можно будет куда-нибудь выпустить...

Лайл проснулся, дрожа всем телом.

Что происходит с чертовым вентилятором? Еле-еле охлаждал комнату, когда он ложился спать, а теперь совсем заморозил. Он открыл глаза. Спальня располагается на первом этаже, окна выходят на улицу, поэтому жалюзи ночью закрыты. Сквозь них проникает не бледно-серый рассвет, а желтое свечение уличных фонарей. Прищурился на светившийся дисплей будильника — 2.32 — и тихо застонал. Не в силах встать, натянул на голову покрывало, попытался снова погрузиться в сон, но мысли о выстрелах и покушениях на его жизнь не позволяли.