Людмила Лазарева - Палящий оскал ужаса [СИ]

Марина пару раз нервно мигнула и отвернулась от окна. Там что-то явно было неправильно. Нет, ночь вовремя завесила мир августовским бархатом, машины на шоссе исправно шуршали резиной по нагретому за день асфальту. Только какая-то часть ее, отстраненная, даже без участия мозга работающая, тихо, но настырно намекала на несоответствие. Взгляд сам по себе потянулся к откинутой шторе. Она нахмурилась, вглядываясь в мрачное пространство. Привстала, пытаясь рассмотреть мельчайшие видимые детали там, на улице. Крыши домов, дальний светофор мигал зеленым, пустынные балконы вдалеке от дома, тени в чужих квартирах…

— Хрень! — громко вслух, чтобы успокоиться, ругнулась Марина и присела от неожиданности: кислотно-зеленым серпом, в унисон светофору, сиял в вышине месяц! — Хрень, — повторила она неуверенно. Ногу боднуло чуть выше щиколотки, о бедро хлестко ударило, как мочалкой с размаху. Гулко клацнуло у колена. У нее отлегло от сердца: — Рекс! Проснулся? Ну-ну, хватит меня хвостом по ногам колотить! Гулять просишься, мальчик? Океюшки, сейчас пойдем.

Она потянула за слабенький бантик на шелковом халатном поясе, и одежда свалилась с нее, освободив худощавую фигуру для джинсов и клетчатой рубашки. Рыжий терьер Рекс взлаял радостно, но под грозным взглядом хозяйки и замелькавшим перед носом аристократическим пальцем умерил пыл. Засеменил перед ней, постукивая когтями по ламинату и вожделенно вывалив розовый язык, смотрел умильно, вертел кучерявым хвостиком.

Они уже стояли у двери, когда заверещал мобильник. «Антон», — облегченно пронеслось в голове у Марины. Она, не глядя, ткнула ногтем в кнопку ответа и, впрыгнув в кроссовки, прокричала в черный прямоугольник: «Привет! Ты когда обрадуешь меня своим приездом или поломкой на трассе?» Про трассу она, конечно, преувеличивала: муж водил мастерски, и она ни разу за семь совместно прожитых лет не побеспокоилась о нем за рулем.

Трубка подозрительно молчала. Там, на том конце связи, кто-то астматично дышал, покряхтывал.

— Антон! — Она оторвала трубку от уха, всмотрелась в экранчик. Оттуда, словно из самого зева корейской модели, на нее смотрел не многоцифровой номер, а живой зомби. Нет, конечно, анимацию никто не отменял, и прогресс аватарок накрывал нашу страну параллельно со всем миром. Однако тот, с телефона, был настоящим! Она поклясться могла! Марина взвизгнула, рефлекторно отбросила аппаратик. Тот звонко тюкнулся об стену, отвалилась задняя стенка, выпал аккумулятор, посыпались электронные кишочки. Совсем рядом, где-то в квартире, прозвучал тяжелый, негодующий вздох. Рекс напрягся, оглядываясь, вздыбил шерсть на загривке.

— Ёбтыть… Шуточки… У мишуточки, — пробормотала Марина, поражаясь, как легко ей удалось раздолбать телефон с одного хилого замаха. Она тщетно попыталась распихать собранные с полу запчасти по местам и возродить сотовый. Аппарат даже не мигнул.

— Ладно, пойдем, пёса! — Девушка махнула рукой прижавшемуся к ее ноге терьеру, и оба дружно выскочили на лестничную площадку.

Лифт стоял. В черном окошечке над кабиной кроваво-красным светилась подсказка — поломка случилась на втором этаже, где подъемник прочно застрял. С тринадцатого этажа пешком в полпервого ночи спускаться ножками не улыбалось. Но не возвращаться же в свихнувшуюся квартиру! Пусть хотя бы нервы придут в порядок. Она подцепила карабин поводка к дужке ошейника и смело шагнула в темный лестничный проем.

Марина трудилась в качестве свободного художника, как она это называла. Правда, был период в ее жизни, отмеченный педагогическим служением. Но он случился ненадолго. Молодая «изобразительница» в силу своего неуемного характера ляпнула правдивым негативом в лицо закоренелого завуча — дамы стервозной, а потому одинокой. Мадам, брызгая слюной, пригрозила расправой, если та не извинится прилюдно. Девица ударила копытом, вспомнила еще множество нелестных эпитетов. И ушла «в свободное парение».

На данный момент Марина участвовала в художествах на заказ. Ну, там, портреты денежных знакомых и неизвестных граждан, пейзажи окружающей действительности, живописные домики а-ля «у нас тут русская Швейцария, вы не против?». Иногда подрабатывала иконописью в новопостроенных храмах. Попы жлобились насчет денег и всё пугали при расчетах высшими силами. Однако ж их количество превышало число обыденных клиентов. Приходилось все чаще рисовать унылые лица с золочеными ореолами поверх и ругаться с дядьками в рясах.

Она загорюнилась, припомнив, что последний ее батёк, как в ее среде называли отцов церкви, обещает задолженность и кары поочередно уже второй месяц. На лестнице стояла кромешная тьма. Председатель жилтоварищества отключил-таки электричество в подъезде за неуплату квартирных пеней. «Вот бы с попиками так», — подумала Марина, нащупывая ногой ступеньку и чувствуя, как рвется вперед Рекс. Пес затопотал лапами по бетону, дыша где-то на пролет ниже. «И Антон еще на переговоры эти укатил», — невпопад пришло на ум.

— Рекс, твою мать! — Собственный голос прозвучал ребячески пискляво. «Чего я боюсь? Подумаешь, света нет. Напугали веник мусором!» Почему-то захотелось петь что-нибудь оглушительно громко, как в детстве, когда поднималась по пустынной лестнице, а сзади сопел какой-нибудь незнакомец. Тогда казалось, крик разгонял страхи.

— А ты не бойся, — прошипел кто-то вкрадчиво в самое ухо. — Все равно ничего уж не изменишь… — По мочке прошлось что-то ледяное, влажное и скользкое — слизь капнула на правое плечо и холодная капля тяжело поползла по предплечью. — Ты наш-ш-ша-а…

Пес предупредительно гавкнул откуда-то снизу и поскакал к ней, старательно сопя на ходу.

На мгновенно ставших ватными ногах Марина попыталась шагать через ступеньку, но тут же потеряла равновесие и упала бы, если б не ухватилась обеими руками за перила. Пальцы замерзли, и только все удлинявшаяся липкая дорожка под рукавом жарила, казалось, до самой кости.

— Глюки, — сквозь сжатые губы прошипела девушка. — Это глюки после трех чашек кофе. — Она и сама не верила своей версии. — Если б что-то было, собака заметила бы и порвала! Или разогнала. — Возле другого уха раздался едва слышный старческий смешок: «Нет, детка. Это ночь расплаты. Твоей, не его. Он не наш. Ты сама выбрала судьбу. Ты хотела!» Ее словно ткнули в щеку иголочкой. Будто укол сделали — молниеносно, профессионально, как медсестра-профи. И вновь тяжелая капля поползла вниз. Опаляющая, разъедающая кожу.

И как нарочно — полупустой дом. Едва сданный, на этажах ладно, если один кто-то живет. А как она радовалась, что останется здесь почти в одиночестве! Дура!