Дмитрий Ахметшин - Дневник запертого в квартире, или Сердца Под Октябрьским Дождём [СИ]

Он подмигнул и сказал:

— И я не о себе говорю. Я старый, проверенный зубр, но сам на себя ни за что бы не стал полагаться. Всё, что я хочу — быть к ней поближе, погреться в тени её величия.

Юра поджал губы.

— Самое время рассказать мне, что, наконец, такое эта ваша глотка.

Копатель посмотрел на него, а потом, опустив голову, пожал плечами.

— Наш маленький кружок по интересам. Замечу, что он объединил десятки людей с самыми разными взглядами на жизнь, чаяниями, стремлениями, а значит, имеет право на существование. И существует уже не первую сотню лет. Пойдём. Позавчера я наткнулся на слой красной глины, старинные поделки из которой до сих пор находят дети на болотах. Возможно, прикоснувшись к ней, ты что-нибудь для себя поймёшь.

Протрезвевший Юра сел на край ямы и спустил ноги на первую ступеньку. Из дыры в земле несло сыростью и холодом. Копатель за его спиной залихватски свистнул.

— Эй, лапочка! Милая моя, мы идём!

Он наклонился к Юре, и тот дёрнулся, почувствовав землистый гнилостный запах.

— Тебя, малыш, ждёт целый океан откровений.

— Без света ты будешь как слепой котёнок, — сказал шахтёр-самоучка, открывая крышку фонаря и проверяя уровень масла. Удовлетворившись, он достал из кармана зажигалку и поджёг фитиль. — Сам я научился обходиться. Главное быть честным с темнотой. Доверишься ей — и она, наигравшись вдоволь, начинает воспринимать тебя всерьёз. Кроме того, там и без огня слишком жарко. Идём, ну? Что встал?

И Юра пошёл. Шагать было трудно — нога в ботинке сорок третьего размера едва умещалась на ступеньке. Он держался за поручень; раз или два оступившись и почти полностью на нём повиснув, учитель слышал, как стонут скобы. Копатель шёл следом, держа фонарь над головой. Тоннель повернул налево, к воде. Казалось невероятным, что потолок до сих пор не рухнул. Учитывая, что никто доподлинно не знал, на какую глубину уходит вниз озеро, велика вероятность, что рано или поздно из-за красной глины прямо в ухмыляющееся лицо горе-землекопа хлынут потоки воды.

— Вы все носите этот амулет, — заученным уже жестом Юра прикоснулся к своей шее, и рука Ивана поднялась к своему амулету.

— Да, верно, — он засмеялся сухим, щёлкающим смехом. Спускались медленно, но Хорь заметил, как ироничная манера общения его нового знакомого постепенно уступает место нарастающему возбуждению. — Это метка глотки. Её телесное воплощение. Никому из нас не дано увидеть её наяву. Но я-то знаю, что, совершая физическую работу, сантиметр за сантиметром продвигаясь вперёд и вниз, я становлюсь чуть ближе . Я нашёл красную глину, подумать только! Шестнадцать лет назад, впервые взяв в руки лом, чтобы поднять полы — мог ли я подумать, что заберусь так далеко? Иногда мне кажется, что на левом глазу вырастает бельмо. Что я лежу на дне моря, а надо мной, загораживая солнце, проплывает громадный кит. Это глотка даёт о себе знать, понял? Так она демонстрирует мне своё расположение.

«А ещё отражение в лужах, — подумал Юра. — Это тоже знак чьего-то расположения. Кого-то… не от мира сего».

— Я встретил здесь женщину, — сказал он. — Несколько дней назад я своими глазами видел, как она умерла. Это тоже глотка?

— Всё есть глотка, — сказал Иван, и глаза его фанатично блеснули. — Она в каждом из нас, все мы рано или поздно окажемся в ней. Я знаю, ты болтал со Спенси. Меньше его слушай. Мне кажется, этот слизняк никак не может решить, что для него важно… мы почти пришли. Смотри вперёд.

Ступени становились всё длиннее, пока наконец не кончились на ровном пятачке примерно пять шагов длинной. Ширина коридора была такова, что, выставив в стороны локти, Юра касался ими стен. Ни разу в жизни он не испытывал клаустрофобии, но сейчас решил, что самое время познакомиться с ней поближе. Последние ступени не были даже укреплены досками — просто впопыхах выдолблены в земле и застелены газетами. У стены слева лежал матрац с кровати сверху; чтобы не запачкать, его скатали и укрыли плёнкой. Юра опустился на корточки, поставив между ног бутылку. Порода здесь твёрдая как камень, между комьев зеленоватой земли, которые вряд ли получилось бы раскрошить пальцами, тёмно-красные прожилки, похожие на солнечные протуберанцы. Куски породы сложены в две пирамидки у стен — это Копатель при помощи зубила пытался подобраться к своей ненаглядной красной глине. За спиной послышалось негромкое, гордое покашливание, словно слуга глотки был скульптором, который увидел в куске уродливого камня прекрасное женское лицо и привёл коллегу похвалиться: мол, зришь ли ты то же, что зрю я? На красных прожилках Юра заметил крупные капли воды. Это усилило сосущее чувство под ложечкой. Несмотря на то, что вдвоём они натоптали, как небольших размеров слон, а Юра ещё и регулярно оступался, капли были неподвижны. Они напоминали глаза средневековых колдунов, которым темнота пещер милее света солнца.

Копатель без конца теребил застёжку на куртке. «Вжик-вжик»… этот звук был похож на скрежет ножа для разделки мяса о позвоночник несчастной мёртвой зверюшки.

— Боже, как жарко! Ты чувствуешь?

Юра же, напротив, покрылся мурашками.

— Ты, наверное, много времени здесь проводишь, — сказал он, чтобы что-то сказать.

— Да вообще-то, не очень, — живо ответил Копатель. — Я же не какой-то там умалишённый… но, откровенно говоря, часто спускаюсь сюда по ночам. Не работаю, нет, просто сижу, привалившись спиной, и думаю. Пытаюсь вообразить…

— Что?

Мужчина огляделся и сказал торжественным шёпотом:

— Великую глотку. Только представь, на дне её разлагается пища, которую она заглотила миллионы лет назад. Все разумные существа до сих пор обладают сознанием, все, от человека до крошечного насекомого. Это путь к бессмертию! Философский камень, который искали мудрецы прошлого!

Голос Копателя становился всё более эмоциональным. От его лица веяло жаром пустыни. Фонарь раскачивался, выхватывая потолок. Что-то блестело там; присмотревшись, Юра понял, что это вода. Множество водяных капель, которые не торопились отрываться и падать вниз. Там, наверху, озеро. Моргнув, Хорь вдруг его увидел. Метры невесомой воды, ил, разгоняемый хвостами рыб, лихорадочные движения комариных личинок. Должно быть, стены воронки уходили вниз не так отвесно, как думалось поначалу, но учитель был уверен, что где-то ближе к центру глубина её достигает рекордных показателей.

Потолок стал прозрачным всего на секунду, стены же так и остались непроницаемыми. Однако то, что таилось за ними, пугало Юрия больше всего. Ручейки красной глины раздулись, как вены, что пытаются донести до агонизирующего, умирающего сердца как можно больше крови, не осознавая, что кровь эта отравлена и принесёт больше вреда, нежели пользы. «Там, внизу…», — как говорил Слава.