Дмитрий Ахметшин - Дневник запертого в квартире, или Сердца Под Октябрьским Дождём [СИ]

Витя почувствовал слабость в мышцах и чуть не выпустил верёвку из рук. Он увидел, как дёрнулся мир вокруг. Амплитуда покачивания лодки чуть увеличилась.

— Дома с башней? — переспросил Витя.

Он давно ничего не слышал про дом на другой стороне озера. Во время рыбалки и купания ни он, ни другие жители Кунгельвского пригорода не торопились обращать лица в сторону, где башня о шести гранях, казалось, с каждым годом приобретает всё более неправильную и безобразную форму. Там не было ровным счётом ни-че-го-шень-ки интересного, даже для мальчишек, иной раз похожих на пули в ружейном стволе в тот момент, когда удар курка воспламеняет порох. Только запах гнилых матрасов, который ветер иной раз проносит над водой и швыряет в лицо спешащим в школу детям. Иногда папа после банки-другой пива позволял себе резкие высказывания насчёт того, что стоило бы пойти и всем миром сравнять с землёй деревянную коробку. Разобрать по щепкам. Раз или два он употреблял такие словечки, что мама всплёскивала руками. Он говорил, что туда забредают бродяги, всякие подзаборники и оборванцы, словом, криминальные элементы и отбросы, а некоторые живут там круглый год.

По вечерам, когда восходящий тёплый и нисходящий холодный слои воздуха перемешиваются, рождая плотную белесую взвесь над поверхностью воды, противоположного берега не видно, но Витька, возвращаясь с вечернего променада, нет-нет, да замечал проблеск света там, где, по его расчётам, не должно быть человеческих жилищ. Он сразу отводил глаза и начинал думать о чём-нибудь постороннем или насвистывать услышанную по радио мелодию. Этот заблудившийся, пропащий свет не несёт ни тепла, ни уюта. В голове как по заказу возникал голос отца: «Криминальные элементы и бродяги… ничего хорошего там не делается».

Получается, дядя Юра тоже бродяга и подзаборник? Но он приехал на собственной машине, с женой (этой милой, хотя и несколько усталой девушкой). Кроме того, он из племени школьных учителей, которые в глазах Вити всегда были примером самого скучного и предсказуемого выбора жизненного пути, прямого, как нитка, вдетая в иголку.

— Он давно заброшен, — сказал Витя. — Тот дом. Там можно подхватить какую-нибудь заразу или стать жертвой преступления . А где ваша жена? Тоже там?

— В башне, — сказал Юра, не отрывая взгляда от воды. В бесформенном дождевике на молнии он напоминал Вите не то старого джедая из фильма, не то работника городской свалки, куда они с папой один раз ездили спасать выброшенный случайно мамой премиальный набор рыболовных крючков. — Как спящая красавица, только вот не спит ни фига.

Витя собрался уже прийти в ужас от того, что дядя Юра оставил милую леди одну, среди пауков размером с кулак и разбитых зеркал, и даже если в здании больше никого нет, всё это звучит жутко, как смертный приговор. Кто-то может прийти в любой момент! Петька говорил, что видел на заросшей дороге свежие, глубокие следы шин… Но тут почувствовал, как крюк наконец ткнулся в дно. Он не ожидал, что это произойдёт так скоро, и поэтому на долю секунды растерялся, а потом решительно сжал верёвку и, подёргивая её как леску, принялся подводить ближе к водолазу. У мальчика назойливо засвербело в носу: мерещится или тот действительно слегка поменял положение тела? Это просто подводные течения. Из земли могут бить родники, верхние, более холодные слои, перемешиваются с более тёплыми… словом, даже на дне озёрном ничего не стоит на месте, всё меняется, даже если нет столь разрушительного фактора, как босые детские ноги.

— Ты задержался на пути к поверхности и, наверное, заскучал, но мы тебя спасём, — пробормотал Витя и, дёрнув верёвку, ухмыльнулся, почувствовав, что рыбка попалась на крючок. Крюк вошёл ровно туда, куда мальчик целился: под медный воротник. Вереница пузыриков устремилась к поверхности.

— Ого, там ещё остался воздух… — сказал он. Секунду спустя лицо мальчика приобрело стальной оттенок. — Что это, дядь Юр?

Пузыри были похожи на крупные, правильной формы, зёрна граната.

— Кровь, — ответил мужчина и соединил замком пальцы. Витя заметил, что костяшки их покраснели от волнения.

Пузыри не кончались. Новые и новые их группы стартовали вверх, словно стремились занять место лопнувших. От стоящей на дне фигуры облаком расходилось густое, тёмно-красное пятно… как живое. Витя почувствовал боль под ложечкой, будто кто-то потехи ради воткнул туда иглу. Страх накатывал и отступал, оставляя после себя, как волна оставляет рисунок на песке, твёрдые рёбра озноба.

— Может, стоит оставить его совсем? — сказал Юра так, словно обращался не к мальчику, и в то же время не к самому себе.

В ответ Витя подёрнул верёвку, схватившись поудобнее, закусил губу и как следует потянул. Лодка качнулась и повела кормой. Это был самый странный момент в его жизни, и, глядя на себя со стороны, Витя думал, что лучше было бы ему оставить всё это, последовав совету дяди Юры, взяться за вёсла и отбыть восвояси, а потом, уткнувшись в подушку, постараться забыть сегодняшний день. Но руки продолжали делать своё дело в отрыве от головы, а этот странный взрослый, к которому в душе начало зарождаться недоверие, не торопился, как подобает взрослому, взять весь этот кошмар в свои руки и сказать: «Ты сейчас же отправляешься домой». Просто сидел и наблюдал с таким выражением на лице, будто ждал директивы, что спустится из космоса прямо на летающем блюде.

Пузырей стало больше. Радость, которая завладела мальчиком, ощущалась как что-то пластиковое и неуместное. Он вдруг почувствовал укол вины, и когда попытки привязать её к чему-то конкретному не увенчались успехом, поджал губы и зло, резко начал дёргать верёвку.

— Слишком тяжёлый, — приговаривал он. — Но я тебя вытащу! И не такие сомы нам с папаней попадались.

На очередном рывке Витя почувствовал, что что-то изменилось. Верёвка, перегибающаяся через борт, на секунду провисла, а потом натянулась вновь. «Ботинки, — подумал он, — уж конечно, я бы не поднял его вместе с ботинками. Они весят килограмм двадцать, не меньше».

— Помогите мне, — просипел Витя. — Я один не справлюсь, но вдвоём мы точно его поднимем.

Выбранную часть верёвки мальчик, изловчившись, обернул вокруг штыря. Лодка заметно просела. Краем глаза он видел, как дядя Юра поднялся на ноги, и вновь почувствовал себя не в своей тарелке.

— Обожди, малец, — сказал мужчина…, да только рот, рот дяди Юры не открывался: Витя ясно видел это, повернув голову на голос. — Твой улов не принесёт счастья никому. В особенности тебе.

Верёвка в руках мальчика стала скользкой как рыбий хвост. Он испуганно смотрел снизу вверх на учителя. Тот пожал плечами (дождевик на плечах неестественно натянулся) и сказал: