Дмитрий Ахметшин - Дневник запертого в квартире, или Сердца Под Октябрьским Дождём [СИ]

— Мы всего лишь хотим тебе помочь.

Не успел Витя попробовать хоть как-то объяснить себе это таинственное «мы», чужой голос раздался вновь. Он также исходил от дяди Юры, но принадлежал не ему. Чуть приглушённый, но очень выразительный и хорошо поставленный, словно в закрытой картонной коробке вдруг заработало радио.

— Нам нужно попасть к голубому пятну. В каком состоянии здесь мотор?

Чуть помолчав, мужчина продолжил, словно рассказывал сам себе прописные истины:

— Голубое пятно — самое глубокое место в озере. Разлом в земной коре. Глубина неизвестна, ведь так? Да! Это, должно быть, единственное решение.

Теперь они оба — учитель и тот, второй, которого Витя по-прежнему не видел и чьё присутствие почти не ощущал, ждали ответа. Заикаясь, мальчик сказал:

— Конечно, мотор работает. Мы с отцом только на прошлой неделе его смазывали, да и топливо есть…, вот только он не разрешает мне его запускать.

— И весьма разумно, — резюмировал дядя Юра. — Думаю, он простит нас, если речь будет идти о спасении его сына. Я сам, если понадобится, попробую всё объяснить.

— И это будет не лучшее решение в твоей жизни, — сказало «радио». — Пусть лучше мальчик неделю посидит под домашним арестом.

Дядя Юра подумал и дёрнул подбородком. На его лице проступила гримаса неодобрения.

— Давайте решать проблемы по мере поступления, — сказал он. — Мы подтащим этого горе-водолаза к разлому, как на буксире, и сбросим вниз.

— Нет! — запротестовал Витя. — Я…

Верёвка дёрнулась в ладонях, мальчик инстинктивно напрягся, боясь её выпустить. Ещё один рывок, будто… будто кто-то с силой дёргал с другого конца. Ладони ошпарило как огнём. Перегнувшись через борт, Витя посмотрел вниз, почувствовав, как у него заныли зубы — все разом. Голова водолаза маячила на глубине пяти метров, похожая на карликовое солнце, которое кто-то решил остудить, окунув в озеро. Сквозь иллюминаторы не было видно ровным счётом ничего. В месте, где крюк вошёл в тело, по-прежнему рождались пузырьки воздуха, и кровь никуда не делась. Витя видел, как тончайшие её ниточки вьются вокруг водолазного костюма.

Была ещё одна деталь, которая насторожила мальчишку. Правая рука мёртвого водолаза. Правой рукой тот сжимал верёвку, будто опасаясь, что крюк выскользнет и ему предстоит падение на дно. Он не видел пальцев, поскольку на руках подводника были огромные зелёные варежки, соединённые с рукавами комбинезона, и это пугало его ещё больше.

— Что-то почуял, — сказал голос из радио. В голову пришла абсурдная мысль, что дядя Юра — это не один, а два человека в одном теле, сиамские близнецы. Витя видел таких в научном журнале, который выписывала для сына мама. Сиамские близнецы были изображены прямо на обложке, голые по пояс, щуплые руки разведены в стороны. Две головы располагались на необычайно широком торсе, можно сказать на двух сросшихся торсах. Одна голова вполне обычная: голова мужчины среднего возраста, похожего на фермера из далёкой засушливой страны. Другая была практически без шеи: маленькая, лысая и сморщенная, как гриб. Она напоминала голову младенца, что задержался в своём бестолковом возрасте непозволительно долго. Лицо мужчины улыбалось (как показалось мальчику, немного растеряно), второе же, обратившись вверх, к лучам прожекторов, рыдало, и видение искривлённого рта и набрякших век ещё долго преследовало мальчика по ночам. После этого он бросил читать журналы, хотя перед этим и глянул одним глазком статью, где было написано: «Индиец Чаудхари демонстрирует всему миру причуды и невероятную фантазию матери-природы». «Не хотел бы, чтобы у меня была такая мать», — думал тогда Витя.

Не похоже, чтобы дядя Юра по утрам чистил зубы на двух головах сразу. Скорее уж за пазухой у него припрятана рация.

Учитель меж тем наклонился и разглядывал лодочный мотор.

— Все дела, которые я имел с моторами, ограничивались заменой масла, — сказал он, а потом, нажав на ручку, опустил лопасти «Ямахи» в воду. После чего поднял глаза на мальчика. — Что дальше? Давай заведём эту штуковину.

Но мальчик смотрел не на него, а чуть выше, поверх волос, в которых застряли капельки влаги. Там было ещё одно лицо, маленькое, уродливое, с выпученными глазами и россыпью алых пятен на подбородке. Цыплячий белый пушок на макушке, подозрительные складки там, где должны быть щёки. Сначала он подумал, что лицо растёт из горба на спине дяди Юры (странно, что он не заметил этот горб в их первую и вторую встречи), но потом понял, что тварь сидит в капюшоне. Это она говорила голосом как из коробки и, готовясь выдать очередную фразу, надувалась как лягушачий зоб.

Витя отступил, запутался в леске и свалился бы за борт, если бы учитель не успел схватить его за запястье.

— Кто это? — шёпотом спросил мальчик.

— Друг, — сказал дядя Юра. Потом прибавил: — Ну, я надеюсь.

Глаза его за стёклами очков не допускали возражений. Они были испуганы и очень серьёзны; Витя думать не думал, что взрослые могут бояться в том самом, исконном смысле, в котором маленькие мальчики и девочки боятся чудовищ в кладовой, а разбивший окно подросток — сурового господина полицейского.

Мальчик стряхнул с себя оцепенение. Он закрепил верёвку и бросился к мотору. Подсоединил шланг от топливного бака, удостоверился, что лопасти не заденут натянутую верёвку. Дёрнул за ручной стартер; мотор заурчал, как довольный кот. Лодка двинулась, сначала неуклюже, будто боясь повредить гладкую поверхность озера, потом всё больше набирая ход. Звук разносился далеко окрест; с дерева на западном берегу взлетела стая грачей. Верёвка затрещала.

Мальчик сел на корму, за руль. Вёсла грохотали на дне, словно требовали выпустить их на волю. Сейчас, в пасмурную погоду, голубое пятно вовсе не было голубым — оно казалось кругом черноты в самом центре озера, таким ровным, как если бы его прочертили по циркулю. Протухшим желтком, плавающим в белке. До него оставалось около двухсот метров.

— Лосиный пастух поднимается, — скорбно сказало существо в капюшоне. — Он понял, что что-то идёт не по плану. Я чувствую его ярость!

Витя наклонился к взбаламученной винтом воде, до рези в глазах вглядываясь в размытое чёрное пятно. А потом над водой показалась голова. Она блеснула тёмной медью, словно сокровище, которое уже отчаялось быть найденным. Рука в варежке уцепилась за трос в тридцати сантиметрах над водой, а вторая, неотвратимая как закат, преодолела расстояние до лодки и схватилась за борт. Было непонятно, как водолаз оказался так близко. Мальчишка сидел как кролик, тиская ручку руля. Из большого иллюминатора на него смотрело лицо мертвеца. Сморщенное, как тряпка, прошитое голубыми венами, в которых давно прекратилось всякое движение. С пузырящейся у рта водой и глазами, похожими на перебродившие бобы.