Дмитрий Ахметшин - Дневник запертого в квартире, или Сердца Под Октябрьским Дождём [СИ]

Юрий готов был аплодировать ей стоя. Лицо Александры, прежде подвижное, окаменело.

— Мы все здесь скорбим о её смерти, — сказала она. — Я знаю, что вчера вы очень душевно общались. Закройтесь в комнате, милочка, и поплачьте. Уверяю, вам сразу станет легче.

Она ушла. Юра протянул руку и сжал холодную ладонь жены. Она трепетала, как маленькая птичка.

— Мне страшно, — прошептала Алёна одними губами. — Юр, мне очень страшно.

Блог на livejournal. com. 26 апреля, 18:25. Где та прекрасная страна?

…Просто короткая запись, глоток воздуха, перед тем, как вновь уйти в морскую пучину. Всё ещё жив, способен рассуждать, хотя с каждым днём это всё труднее. Я полностью перевернул свой образ жизни: отдыхаю днём, в наиболее спокойные часы, хотя уснуть удаётся лишь в одном случае из трёх. Ночью же начинает твориться чертовщина. Я слышу её приближение издалека, как жители Иерихона слышали рёв еврейских труб, и сон слетает с меня, словно шляпа с пожилого джентльмена в ветреный день.

Однако я постепенно узнаю новые подробности о мире, в который меня затянуло. Это страшно, и… интересно одновременно.

Меня уже давно поразило, что спальня девочек выглядит какой-то… стерильной. Дети — тем более, аж три штуки! — не могли быть такими чистоплюйками. Если бы я попытался изобразить трёх обитательниц этой комнаты на листке бумаги, карандаш бы сломался, стоило дойти до лиц. В шкафах лишь безликая одежда. Ни книг, ни вышивок, ни бисера или кружев (чем ещё могли заниматься подрастающие девахи в докомпьютерную эру?). Несколько старых сломанных кукол нашлись в чулане. Можно было бы предположить что они вывезли многое, когда покидали гнездо, но не бывает такого, чтобы человек, который пробирается по снегу с тяжеленным чемоданом к ждущему его автобусу, вернулся чтобы замести следы.

Сегодня ночью, исследуя с ножом в руке силуэты кроватных спинок на предмет подозрительных звуков, коими оказались всего лишь стучащие в стекло ветки, я обнаружил потайной мир. Образы трёх девчонок наконец начали наполняться красками.

С началом моего заточения я вновь, как в детстве, стал бояться заходить в тёмные помещения. Выключатель никогда не оказывается на месте! Уверен, каждому из вас, неважно сколько вам лет, знакома эта ситуация. Шаришь по стене, а поджилки медленно, но верно приходят в движение. Пока не включишь свет, этот мир полон чудовищ. Кто бы знал, какими способами им удаётся так быстро рассасываться по углам после того, как выключатель наконец замыкает цепь?

Продвигаясь в недра тёмной комнаты в поисках заветной кнопки и стараясь, покуда это возможно, не выпускать ручку открытой двери, я вдруг подумал: «Живи я в помещении, что просматривается насквозь, будто кубик льда — где я прятал бы свои секреты?»

Разве что под кроватью.

Включив свет, я поднял и поставил на бок одну из ближайших коек. За ней пришла очередь двух остальных. Тени бросались из-под них наутёк, шурша чешуйчатыми животами по полу, но они меня больше не пугали. Я нашёл что искал. Потайной мир, в который девочки убегали среди ночи.

На фанерном дне каждой кровати были изображены диковинные пейзажи. Точнее, пейзаж был один, он как из кусочков пазла складывался из трёх элементов и перемещал тебя за много миль в росистый луг где-то на окраине болот. Я видел чёрные коряги, над которыми танцевали тучи комаров. Видел синюю кромку леса, уходящие вдаль чёрные озёра, видел пламенеющие заросли шиповника, словно какой-то фокусник зажёг их, щёлкнув пальцами, и висящую низко-низко (потому что выше нельзя: увидят серебристый свет и заглянут под кровать проверить) полную луну. По всей видимости, у девочек в распоряжении была гуашь всего четырёх цветов, которую они экономили, как могли, иногда лишь намечая то, что хотели показать.

Девочки хотели убежать. Как я. Если я создавал крошечный мирок у себя в голове, то они делили его на всех. Значит, всё было далеко не в порядке с укладом жизни в этой квартире. Чутьё меня подвело…

А может, напротив, я счёл возможным сюда переехать только потому, что почуял знакомую атмосферу? Вдруг я как тот пёс, который, получив возможность жить в тёплой будке и питаться объедками со стола хозяев и цивилизованным собачьим кормом, по-прежнему шарится по помойкам и дерётся с каждой живой душой?

Уходя, я оставил в комнате всё как есть. Может, рано или поздно эта дверь будет открыта и для меня. Может, я найду способ сбежать отсюда в тот мир по следам девочек.

Отныне главным вопросом для меня будет вопрос — что искалечило их жизнь? Мне предстоит это выяснить…

Полицейские спустились вниз, когда старинные часы над стойкой пробили пять вечера. Врач уже давно уехал; двое молодых, крепких и донельзя мрачных парней помогли ему погрузить в машину тело, завёрнутое от посторонних глаз в простыню. Славы не было видно, но один из полицейских, тот, что постарше, подошёл к супругам, всё ещё погружённым головами в облако одной общей задумчивости, и сказал:

— Мальчишке сейчас нелегко. Вы уж, пожалуйста, присмотрите за ним.

— Это ведь несчастный случай? — спросила Алёна.

Старик закряхтел. Ему было жарко, и он, расстегнув на рубашке верхнюю пуговицу, ослабил галстук и оттянул пальцем воротник.

— Я давно уже в этой должности, милая моя, — сказал он. — Каждый случай несчастный, если он оставляет после себя шлейф из человеческого горя. Не слишком важно кто был этому виной, кто пытался спасти положение, а кто стоял в сторонке.

Он выпрямился, взглянув в глаза сначала Юре, потом Алёне.

— Поддержите его, ладно? Вижу, вы хорошие ребята.

Полицейские ушли. Юра заметил, что в заднем кармане того, что помладше, протекла ручка, но ничего не сказал. Они с Алёной глядели друг на друга, пока не заслезились глаза.

Хорь остановился возле двадцать первого номера. Как споткнулся. Они с Алёной договорились дать Славе время до ночи, и сейчас, когда на улице стемнело, стало проблематично откладывать дипломатический визит. С тихим шуршанием заработали фонари; их белые шары светились за окнами большими бледными лицами.

Он постучался и спросил.

— Друг, ты как там?

Тишина. Где-то животный скрежещущий звук… ах да, это же попугай! Он стал немного более общительным; резкий крик и стук клюва о прутья клетки то и дело разносился по этажу, заставляя налетевших с улицы мух замирать на белом потолке. Алёна осталась в номере. Она сидела с блокнотом и ручкой возле попугая, готовая записывать всё, что скажет попугай: Чипса, судя по записям Валентина, была довольно общительной девочкой. Юрий прислушался. Вот ещё звук, будто кто-то завёл мотоцикл, но это с улицы.

Может, его нет в номере? Может, он почувствовал необходимость в поддержке родных и укатил на своём «Порше» из города… или же просто впал в панику и бежал от правосудия? Юре не хотелось об этом думать.