Даниэль Вега - Населенный призраками [litres]

Желудок скрутило. Она вонзила ногти в ладони, изо всех сил стараясь не моргать.

«Это не Грейсон, – сказала она себе. – Грейсон в Филадельфии».

Быстро, прежде чем смогла отговорить себя от этого, она пересекла зал и разорвала полиэтилен.

Никого.

Сердцебиение стало замедляться.

Затем, из ниоткуда, хриплый голос девочки сказал:

– Не делай ему больно. Пожалуйста.

– И что ты собираешься делать с этим? – произнес голос парня, глубокий и жестокий, звучавший, казалось, прямо за ее спиной. Хендрикс стиснула зубы, когда по спине прошел озноб. Она обернулась, но в коридоре по-прежнему было пусто.

Она повернулась на месте, глаза скользили по тени, бликующей на полу. Это был какой-то трюк с акустикой, так ведь сказал ее отец? Возможно, она слышала телевизор внизу, а дом только создавал впечатление, будто голоса доносятся откуда-то сзади?

Она хотела в это верить. Но не могла заставить себя вернуться в спальню. Коридор был узким и коротким. Бельевой шкаф был встроен в стену примерно в середине этого прохода, но дверцы еще не были установлены, так что Хендрикс могла ясно видеть, что там ничего и никого нет.

Она сжала кулаки, затаив дыхание в ожидании любого нового звука или движения.

– Хорошо, я отпущу его, – сказал мужской голос.

Она услышала, как что-то ударилось о стену – стену, которой на самом деле не было – и вздрогнула так сильно, что потеряла равновесие и споткнулась на ровном месте.

Она тяжело приземлилась на спину, ударившись головой об пол. На мгновение в глазах засверкали звездочки.

Полиэтилен, свисающий со стены над ней, слегка зашелестел.

– Хендрикс? – позвал ее папа внизу. – Все в порядке?

Дыхание Хендрикс стало прерывистым. Она хотела окликнуть его, сказать, что творится какая-то страшная фигня, но чувствовала себя оцепеневшей.

Горячее дыхание овеяло щеку. Она чувствовала запах чего-то сладкого – одеколон – и на мгновение этот аромат стал настолько тяжелым, что забил ей горло. Она начала задыхаться.

Вдруг ее сознание переключилось…

Дрерфорда больше не было. Она очутилась в Филадельфии, на вечеринке Кэти Маллиган после выпускного вечера, и приблизилась к входной двери, потянувшись к щеколде.

А затем позади нее оказался Грейсон, одной рукой он прижал дверь, чтобы она не могла открыть ее. Другой рукой убрал волосы с ее шеи и прошептал ей на ухо:

– Не смей позорить меня здесь .

Хендрикс все еще чувствовала аромат его одеколона, кисловатый запах перегара в его дыхании. Она чувствовала его руки, холодные и сильные, вокруг ее запястий…

Ее глаза открылись, и вот она снова в Дрерфорде, лежит на полу своего нового дома. Хендрикс чувствовала себя обессиленной, оцепеневшей. Над ней висел груз, прижимающий ее к земле. Она чувствовала, как будто тонет.

«Нет, – подумала она. – Только не это. Только не здесь».

И тогда это – что бы это ни было – исчезло. Ее отпустило.

– Хендрикс? – В этот раз папа стоял у подножия лестницы. – Ты что-то уронила?

– Я в порядке, – отозвалась Хендрикс. Она заставила себя приподняться на локтях и оглядела пустой коридор. Пульс грохотал в ушах. Что бы она ни слышала, что бы ни чувствовала, этого там уже не было.

Она вернулась в свою комнату и рухнула на кровать, натянув одеяло до самого подбородка. И тогда она заметила, что экран ее мобильного телефона загорелся. У нее был пропущенный звонок.

Дрожащими пальцами она взяла трубку. Еще до того, как она увидела имя на экране, она уже знала, от кого был этот звонок.

От Грейсона.

Хендрикс долго лежала в кровати, не в силах заснуть. Всякий раз, прикрыв глаза, она вздрагивала, уверенная, что снова чувствует давление на груди, что слышит голос Грейсона в своем ухе:

«Не смей позорить меня здесь» .

Она дотронулась рукой до шеи, унимая рыдания. Ей была ненавистна даже память о том, что всего лишь один его голос мог унизить ее, заставить ее замолчать и стать незаметной. Раньше она думала, что все это только потому, что она так заботилась о нем, что его мнение о ней значило для нее больше, чем все остальное. Но больше она так не считала.

«И все это было давным-давно», – напомнила она себе. Она оставила Грейсона позади. Она идет вперед.

Только вот… она была уверена, что кто-то здесь был. Дрожь охватила ее снова.

Может, не Грейсон, еще кто-то.

Или что-то .

– Эй, подружка! В пятницу ты свалила с вечеринки, – сказала Рейвен, проткнув соломинкой свою упаковку молока. – Я думала, мы собирались отжигать.

Ее соломинка согнулась пополам, и Рейвен застонала, отбросив ее в сторону.

– Дурацкая соломинка, – проворчала она.

Хендрикс сонно моргнула, обращая больше внимания на соломинку, чем на то, что сказала Рейвен. Девушка отвратительно спала все выходные и сейчас чувствовала себя неважно.

Полдня уже прошло, а она все была как в тумане. Грейсон больше не звонил ей, но она все равно вздрагивала при каждом телефонном звонке, боясь увидеть его имя на экране.

Как будто он знал о поцелуе. Как будто знал, что она движется дальше.

Она подобрала брошенную Рейвен соломинку и принялась закручивать ее вокруг пальцев.

После минуты молчания она подняла голову и поняла, что Рейвен и Порция ждут ее ответа.

– Что?

Порция и Рейвен обменялись взглядами.

– Пятница, вечер? Твое исчезновение? – напомнила Рейвен.

– Уже обзавелась секретами, новенькая? – спросила Порция, подняв брови.

Точно ! Пятница. Хендрикс невольно взглянула на Коннора на другом конце стола. Он как раз болтал с Блейком и Финном, но поймал ее взгляд. Она заметила, как румянец ползет по его шее, и уголок ее губ дернулся. По крайней мере, это было счастливое воспоминание.

– Ага, – сказала она, прижимая соломинку к подушечке большого пальца.

– Это было слишком очевидно, – сказала Порция.

Рейвен наклонилась вперед, понизив голос.

– И как, хоть что-то было?

– Типа того… – Хендрикс уткнула глаза в стол, ее щеки вспыхнули жаром. – Мы поцеловались.

Реакция Рейвен и Порции прошла на «ура»: они пожали ей руки, округлили рты в форме «О», широко раскрыв глаза, блестевшие от возбуждения. Порция даже взвизгнула – но сделала это тихо, поэтому Коннор не стал оглядываться и не догадался, о чем они говорят.

Хендрикс открыла рот, а затем закрыла его. В ушах стоял грохот собственного сердца. Она хотела быть такой же возбужденной и взволнованной, как они, но память о звонке Грейсона и обо всем, что случилось в пятницу вечером, все еще была свежа в ее сознании и давила на нее.

Она чувствовала себя обманщицей, оказавшись в ловушке между двумя реальностями. В одной она была обычной девочкой-подростком, которая сплетничала со своими друзьями за обедом и целовалась с мальчиками в машинах после вечеринок в лесу. Но в другой реальности она едва могла собрать себя в кучу. Она так и не перестала зацикливаться на своем бывшем парне-манипуляторе. Хуже того, она начала видеть то, чего на самом деле не было.