Татьяна Мастрюкова - Болотница [litres]

Через день Виктор Иванович отправился дальше, причем даже не потребовалось особенно пополнять запасы крупы, муки да сала. Пошел на этот раз, от греха подальше, по длинной тропе. Тридцать километров отмахал, там поднялся к обнажениям, работал несколько дней. Потом спустился в долину реки, вышел на известную тропу, выведшую через пять километров к просеке. А там через два дня просека привела к дороге, по которой геолог легко добрался до деревни, где оставил собранную коллекцию породы. Дневник Брусилов запечатал сургучной печатью у местного представителя власти, на которого возлагалась обязанность отослать в геологоуправление коллекцию вместе с этим самым дневником. А потом, отдохнув дня два, опять нырнул в таежные дебри выполнять комсомольское поручение.

Злоключения Брусилова закончились, а мои, похоже, нет.

Почему Лоскатухин решил, что это происшествие с геологом важно? Три восклицательных знака, красный карандаш, знакомым почерком начертанное восклицание – все указывало на значимость для деда Евгения истории этого самого Брусилова.

Ведь все описанное в статье происходило в совершенно другом месте, далеко от Анцыбаловки.

Недоумевая, я задумалась, но так ничего и не придумала. К тому же мысли путались, словно плыли куда-то.

Голова гудела, тело стало каким-то ватным, меня немного подташнивало. Я решила ненадолго прилечь, чтобы голова окончательно не разболелась, но, едва коснулась щекой подушки, как мгновенно отрубилась.

Проснулась я, сжимая обеими руками лом. Как Брусилов – карабин. Сравнение даже показалось мне смешным.

В щель между шторами пробивались солнечные лучи. Во сне я так сильно стиснула зубы, что они теперь немного побаливали.

Осторожно свесившись с кровати, я заглянула под нее, подсвечивая телефоном, но ничего, кроме не очень чистого пола, не увидела. Только тогда я рискнула встать и пойти на кухню, попутно раздвигая шторы и выключая свет. И во весь голос горланя любимое: «Я свободен, словно птица в небесах! Я свободен! Я забыл, что значит страх!» Спасибо Кипелову.

Холодильник молчал, и я, испугавшись настолько, что немедленно сама замолчала, прижалась к нему ухом, чтобы убедиться, что он по-прежнему работает.

Тишина пустого дома навалилась на меня и мигом вернула все страхи, все переживания, и петь мне расхотелось.

Подойдя к запертой двери в мамину спальню, я прошептала в щель: «Мама, я люблю тебя! Возвращайся поскорее!» И заплакала было, но резко одернула сама себя.

Надо было готовиться к походу в лес.

Я никогда раньше не ходила в походы и не ночевала в лесу. Но все когда-то приходится делать в первый раз.

Высыпав все содержимое своей сумки на кровать, я забросила обратно только маникюрные ножницы и карандаш. Порывшись в кухонных шкафчиках, я нашла старую металлическую фляжку. Внутри она пахла чем-то затхлым, но я хорошенько промыла и внутри, и снаружи, и пробку, и налила кипяченой воды. Нарезав целую буханку хлеба на бутерброды с сосисками, я завернула их в фольгу, как обычно делала мама. В сумку полетели четыре упаковки бумажных носовых платков и средство от клещей и комаров. И свернутая в моток красная лента. И спички. А вот нож я не взяла. Не представляю, смогу ли я кого-нибудь пырнуть даже в целях самозащиты. А для веток, к примеру, нужен скорее топор, чем нож, которым я и веревки-то с трудом перерезала.

Тетрадку с записями деда Евгения я запихнула рядом с бутербродами.

Шляпу, красивую, любовно выбранную мамой и больше подходящую для отдыха на побережье теплого моря, а не в заброшенных лесах, я решила не надевать. Конечно, опасность подцепить клещей была более реальна, чем все потустороннее и непонятное, что случилось со мной за последнее время, поэтому я без всякой брезгливости стащила с комода хозяйскую льняную салфетку и повязала на голову на манер платка.

А мама ушла без головного убора и не обработав себя спреем от насекомых. Мама, которая всегда придавала этому такое большое значение…

Долго стояла я напротив иконки, всматриваясь в потемневший лик и испытывая странные чувства.

Мои родители никогда не были религиозны. Никто из нас не носил крестиков, хотя все были крещеными, и дома не было ни распятий, ни икон, ни Библии. В то же время всегда устраивали рождественский стол, на Пасху святили куличи и яйца. Я не знала молитв и вообще до маминого исчезновения не задумывалась об этом.

С одной стороны, мне хотелось взять иконку с собой для защиты. С другой стороны, лучше бы ничего такого из дома не забирать. Дом был единственным местом, куда пока не могла без посторонней помощи пробраться нечистая сила, и пусть таким местом и остается. Племянник старого Лоскатухина уже постарался нарушить защиту, вольно или невольно, но, по-видимому, убрал только то, что бросалось в глаза.

В памяти то и дело всплывали все прочитанные мною истории про заблудившихся в лесу, про нечистую силу и про инопланетян (последние раньше воспринимались только как дурацкие сказки, теперь же мне было совсем не до смеха). Страшных историй вспоминалось гораздо больше. Зачем я увлекалась всякими страшилками, зачем зачитывалась мистикой в разных пабликах? Тогда мне было не страшно, разве что чуть-чуть. Но я же никогда и подумать не могла, что стану героиней одного из ужастиков.

И одновременно с этим суеверным страхом голос разума пытался втолковать мне, что пока ничего особо жуткого не произошло. Да, ушла мама. Да, местные жители ведут себя странно и вовсю поддерживают все эти суеверия и страшилки. Но мама взрослый человек, и она может…

– Она может сойти с ума! – вдруг сообщил мне противный голос в голове. – И местные – тоже взрослые. И они тоже все психи. Или на самом деле это ты съехала с катушек. Из-за жары. И теперь лежишь где-нибудь в психушке под капельницей и бредишь!

И опять меня накрыл липкий страх, из-за которого я немедленно упала духом и разревелась. Вся решимость сразу исчезла, и пришлось несколько раз умыться холодной водой, чтобы чуть-чуть прийти в себя. Даже если я лежу и брежу, бессмысленно впадать в отчаяние, потому что все равно ничего этим не изменишь. Надо идти и выяснять правду. И спасать маму и себя. Пусть даже в параллельной реальности.

Сколько раз я шутила, что вокруг нас сплошные вампиры, оборотни и маньяки. Мне казалось жутко остроумным представить зашуганных старушек Анцыбаловки скрытыми людоедами. Я с упоением читала и смотрела всякие ужастики и очень возмущалась поведением их героев. Уж я-то, говорила я себе, никогда бы так глупо не поступила!

И вот теперь мне совсем не смешно, и как себя вести, чтобы все получилось правильно, я совершенно не знаю.