Татьяна Мастрюкова - Болотница [litres]

«Когда ты завязываешь бантик на ветке, ты невольно оглядываешься вокруг, примечаешь, где предыдущий бантик. Ты запоминаешь окрестности. Так меньше шансов заблудиться. Так больше шансов вернуться назад».

Что бы ни завладело маминым телом, оно не смогло окончательно завладеть ее разумом. Мама до последнего сопротивлялась. Даже ночью, когда нечисть вела ее в лес, мама нашла в себе силы ставить по дороге метки. Для себя или для меня – неважно.

Этот украшенный, как новогодняя елка, куст означал лишь одно: мама боролась, и нечисть не смогла победить. Пусть это была крошечная победа, пусть маму обманули, водя вокруг куста. Но если даже в таком незначительном, казалось бы, деле битва была мамой выиграна, если она смогла остаться собой, то не даст она себя погубить!

Людей уводили за собой в лесное болото, они безропотно шли и бесследно исчезали, иногда лишь оставляя на берегу свои вещи.

Мама моя слишком ответственная, чтобы дать просто так себя куда-то увести, кому-то поддаться, если это причинит горе семье. Папа не слушал мои жалобы, потому что всецело доверял и полагался на маму. Она любит нас – и ни одна нечисть не сможет побороть мамину любовь. И страх за меня у мамы всегда сильнее страха за свою жизнь.

Она сопротивлялась целые сутки. Теперь я была уверена, что она нарочно смотрела на образок, чтобы не позволить сущности, овладевшей ею, сдвинуться с места. Только когда ночная темнота скрыла иконку, нечисть смогла одержать верх. Но не до конца: если верить дневникам старого Лоскатухина, болотница должна была и меня увести за собой. Я бы обязательно пошла за мамой куда угодно и когда угодно, если бы она позвала меня. Но она молчала. Молчала.

Теперь я была точно уверена, и опять записи Лоскатухина тому подтверждение, что мама жива, что мама может вернуться. Только ей обязательно нужна помощь. И я смогу ей помочь. Ей и себе.

Мне пришлось уговаривать себя, чтобы продолжить путь. Уходить от первой весточки от пропавшей мамы было невообразимо трудно. Хотелось сесть под кустом, свернуться калачиком и плакать, и не предпринимать ничего.

Но все же я встала и пошла, как мне представлялось, вперед. Воодушевленная, готовая к подвигам.

Минуты через три я вернулась к кусту с ленточками…

Этого никак не могло произойти. Я видела свои следы, примятую траву, ленточки, которые горели, словно огоньки, стоило прикрыть глаза.

Я обошла куст кругом. Вот отсюда я пришла, туда отправилась дальше. А вышла с третьей стороны…

Бред какой-то.

В горле внезапно пересохло, словно его натерли наждаком.

Сев спиной к кусту, я достала термос с чаем и по инерции – бутерброды.

Какой-то твердый корешок или кусочек ветки больно впивался мне в бедро, и я не глядя достала его из-под себя и собралась было зашвырнуть куда-нибудь подальше, когда пальцами почувствовала необычную его форму. Приблизив этот корешок к глазам, я чуть не вскрикнула.

Это были мамины ножнички, те самые, которыми она отрезала ленточку и которые всегда носила в кармане сарафана. Сомнений тут быть не могло хотя бы потому, что ножнички она привезла с собой, а не купила в местном магазине в Зеленово, так что это точно были именно они.

Только вот эти ножницы выглядели так, словно много месяцев провалялись в каком-то влажном углу, куда не добирается луч солнца. Насквозь ржавые, так что невозможно даже развести лезвия. Рыже-бурая ржавчина, проевшая ножницы практически до дыр, оставила на моих пальцах неприятный вонючий след. Это, конечно, удержало меня от первоначального порыва забрать ножнички с собой. Вместо этого я аккуратно положила их обратно под куст и опять заплакала.

А потом резко перестала, будто кто-то повернул внутри меня выключатель.

Я отвинтила крышку термоса, попила с наслаждением, а вот есть мне совсем не хотелось, поэтому я очень удивилась, когда обнаружила, что уже жую бутерброд, по вкусу напоминающий бумагу. Прежде мне, правда, бумагу есть не доводилось, но скорее всего со вкусом я не ошиблась.

Сгрызла яблоко, которое даже в такой ситуации оказалось невероятно вкусным. Огрызок изо всех сил запульнула в чащу и немедленно принялась за второе яблоко. Его остатки полетели туда же. В броски я вкладывала всю свою ярость, всю силу отчаяния.

Еще раз попила, тщательно завернула крышку на термосе и убрала все обратно в сумку.

Надо было идти.

Но теперь совершенно некстати мне захотелось в туалет.

Писать под кустом с ленточками показалось мне кощунством, а присаживаться посреди тропинки, пусть даже по ней никто и не ходит, не позволяло воспитание.

Поэтому я, подозрительно оглядевшись, сошла с едва заметного протоптанного пути и пристроилась за деревцем, предусмотрительно положив рядом палку. Гипотетически меня не должно было быть видно с тропинки. Но это лес, поэтому тут ходят где попало, без определенных путей.

«Как бы меня кто за попу не укусил», – совсем обыденно подумала я. И тут же представила, что это может быть вовсе не муравей или комар, а какая-нибудь потусторонняя сущность. Что будет, если нечистая сила застукает меня в своих владениях со спущенными шортами?

Несмотря на страх и напряжение, я не могла не оценить весь комизм ситуации и захихикала, как дурочка. И в то же время поспешила закончить свои делишки как можно быстрее.

Все же нужно было идти. Куда?

Мне все равно казалось, что с самого начала я выбрала правильный путь, просто в какой-то момент сбилась. Тут мне пришло в голову, что если я не буду спускать глаз с куста, то точно к нему не вернусь.

Поэтому я развернулась лицом к моему ориентиру и осторожно попятилась, периодически оглядываясь, чтобы не споткнуться и не бухнуться. Удивительное дело, но метод сработал: куст с ленточками постепенно удалялся и не собирался неожиданно перемещаться ко мне за спину.

Вот он совсем скрылся из виду, я еще десять шагов прошагала, как рак, а потом рискнула все же развернуться.

И тут же увидела кое-что, что заставило меня броситься бегом.

На кусте, новом кусте, незнакомом, в незнакомом месте, едва заметный среди сочной листвы, небрежно сидел неровный клочок пестрой ткани.

Ткани, из которой был сшит мамин деревенский сарафан.

Дрожащими от волнения пальцами я погладила его. Первым порывом было скорее снять этот знак и положить себе в карман, как талисман, но я, пересилив себя, отрезала кусочек ленточки от своего мотка и привязала свой бантик рядом с маминым.