Кристиан Винд - Призраки глубин

– Здесь живут одни психи, они поверят чему угодно, если ты будешь убедительно врать.

– Я не могу лгать душевнобольному человеку, это же грех…

Я с силой вытолкнул громилу вперед обеими руками, и он грудой ввалился внутрь палаты. Я быстро вошел вслед за ним и прикрыл за собой дверь. Перед нами предстала не самая лицеприятная картина. У обшарпанной стены белели две кровати с несвежим бельем, а под высоким зарешеченным окном красовался ночной горшок – вот и все внутреннее убранство комнаты.

На одной койке мирно спал обнаженный мужчина, поджав колени к подбородку и обхватив их руками. При каждом вдохе его острые ребра начинали выпирать еще больше, и я даже подумал, что если бы он резко потянулся вверх, то кости смогли бы прорезать насквозь его тонкую кожу.

На другой кровати с отрешенным видом сидел черноволосый мужчина – этот выглядел гораздо моложе и был облачен в больничную одежду. Он невидящим взором смотрел куда-то перед собой в пустоту, мелко подрагивая всем телом.

– Ну и какой из них наш? – спросил я у моряка. – Надеюсь не тот, что голый?

– Вроде бы этот, – зашептал он мне на ухо, тыча пальцем в пациента с отсутствующим взглядом. – Кажется, я его видел в порту… Но я не уверен.

Я осторожно и неспешно подошел к умалишенному и встал напротив него. Мужчине было совершенно наплевать на своих нежданных посетителей, кажется, он даже не замечал того, что мы находились рядом с ним в палате. Больной упорно продолжал сверлить глазами одну точку. Я заметил, что его руки были забинтованы – либо он здесь пытался причинить себе вред, либо уже попал в лечебницу с ранениями. Крови на бинтах и отеков на его кистях я не разглядел, а потому заключил, что это давняя травма.

– Ох уж эти женщины, приятель!

Я плюхнулся на кровать рядом, отчего пружинный матрас подо мной протяжно заскрипел. На соседней койке обнаженный пациент на мгновение приоткрыл мутные глаза. Мой седовласый спутник тут же отпрянул к стене. Но голый псих окинул свои апартаменты равнодушным взглядом, а затем снова погрузился в забытье.

– Стоит тебе начать вести себя немного странно, как тебя тут же отдают на попечение врачам, – продолжал сокрушаться я.

Старик в это время с омерзением поглядывал в ночной горшок, стоящий у окна. Судя по всему, он не был пуст. Стало понятно, отчего внутри палаты царил такой отвратительный смрад.

– Твоя женушка тебе не поверила, правда? Не захотела слушать и спихнула сюда. Сдала тебя, как паршивую собаку.

Мужчина не проявлял ко мне никакого интереса и даже не пошевелился. Его била мелкая дрожь, и при каждом нервном тике он едва слышно ударялся теменем о грязную стену.

– Она не хочет слушать твоих песен. Она не любит тебя, приятель. Я знаю женщин – они неблагодарные существа. Ты делаешь ради них все, с раннего утра и до заката пашешь на пристани, как проклятый. А тебя просто выбрасывают на улицу… Что ты ей пел? Она избавилась от тебя, потому что ей не понравились твои песни?

Умалишенный внезапно оторвал голову от стены и повернул ее ко мне. В его раскрытых глазах я не смог найти никаких отголосков сознания – он был безнадежен. Его щеки ввалились внутрь, лицо имело неприятный зеленоватый оттенок. Мужчина молча буравил меня своими черными глазами, даже не моргая.

– Лучше отойди от него, – донеслось до меня опасливое шептание капитана.

– Все в порядке, Херес, он не сделает ничего плохого. Он знает, что я пришел послушать его песню. Я единственный, кто хочет ее слушать. Ты споешь ее мне?

– Давай лучше уйдем отсюда, детектив. От него никакого толку – он совершенно безумен. Мы просто тратим время впустую.

Громиле-моряку совсем не нравилось пристальное внимание пациента. Я ощущал, как с каждой секундой нарастает напряжение внутри палаты. Сумасшедший сверлил меня глазами, молча подергиваясь, всматриваясь куда-то в глубину моих зрачков. В любой момент он мог сорваться и вытворить что угодно – это понимал и я, и мой седовласый спутник.

– Как же я уйду? Я ведь пришел, чтобы послушать его, – спокойно возразил я капитану, а затем обратился к психу. – Ты споешь мне? Мне нужно уходить, и было бы грустно это делать, так и не услышав того, что ты говорил своей жене.

– Оставь его в покое, – прошипел старик.

– Хотя бы немного, спой всего один раз, – настаивал я.

– Не гневи Бога, детектив! Пошли отсюда.

– Больше никто не попросит тебя, приятель. Я один пришел сюда к тебе.

– Детектив, нам нужно уходить. Оставь бедолагу в покое, он ничего не знает и ничего тебе не скажет. Уже темнеет, давай вернемся в кабак и сообразим, что делать дальше. Время идет, и с каждой минутой найти Джеда и других детей становится только сложнее…

– Тебя просили заткнуться? Поэтому ты ничего не хочешь говорить? Жена умоляла тебя перестать повторять одно и то же?

Я упорно продолжал сидеть рядом с безумным, глядя ему в глаза. Мужчина все трясся и безмолвно наблюдал за мной, так ни разу и не моргнув. Его белки воспалились и были пунцово-красными, по глубоким бороздам около рта время от времени стекали крупные слезы. Капитан нетерпеливо топтался у дверей и уже начинал выходить из себя, все громче зазывая меня покинуть это адское пристанище. В палате стремительно темнело – короткий осенний день подходил к концу.

– Единственное… еди-и-инственное…

Умалишенный мужчина нараспев прошептал что-то и резко умолк. В комнате повисла свистящая тишина. Моряк застыл на месте, сжав кулаки. Очевидно, он готовился защищать мое костлявое тело и вырывать его с боем, если безумец решит вцепиться в меня и начнет терзать. Но тот продолжал спокойно сидеть в прежней позе.

– Не бойся, пой дальше. Ты можешь доверять мне, – подбодрил я его.

– Единственное, – едва слышно протянул он. – Единственное место… Еди-и-инственное место, где Грейси нет… Грейси нет…

– Это какая-то чепуха, детектив! Я больше не собираюсь принимать в этом участие. Вставай, мы уходим!

Капитан рванул дверь на себя и сделал шаг вперед. Из коридора внутрь палаты ворвались посторонние звуки, и сумасшедший сразу смутился.

– Еди-и-инственное место, где Грейси не-е-ет… – совсем неслышно пропел он нам вслед, а затем заткнулся и вновь отвернулся к стене.

3

Мы уже покинули территорию лечебницы, быстро миновав железные ставни. На улице стало совсем темно, редкие фонари не могли разорвать густой влажный сумрак острова. Моряк грузно топал своими массивными ботинками, раздраженно что-то бормоча себе под нос. Его длинные пряди успели обсохнуть, и теперь дождь с радостью снова занялся ими, щедро обсыпая ледяными каплями.

Когда мы вернулись в кабак, нас на столе уже ждал горячий ужин. Это было очень кстати, потому что я вымок до нитки и больше всего на свете сейчас хотел бы переодеться и сытно поесть. Стрелки на стене показывали всего лишь пятый час, но за стеклами постоялого двора уже царила непроглядная ночь. Дряхлый хозяин приветливо махнул нам рукой из-за стойки, а затем подозвал меня к себе.