Кристиан Винд - Нечто из Норт Ривер [publisher: SelfPub]

– Да, – я помассировал занывшие виски. – Придется делать все и сразу.

Фостер окатил меня ледяным взглядом и закусил нижнюю губу, мучительно размышляя о том, что нам предстоит сделать.

– Мы больше не можем скрывать от него правду, – проговорил он, отвернувшись к окну. – Косгроу имеет право знать, Миллер. Мы не можем просто явиться к нему в дом и забрать девочку. Это, твою мать, бесчеловечно.

– Он не позволит нам схватить тварь, – я откинулся на спинку кресла, ощущая, как внутри все сжалось в болезненный ком. – Как только мы расскажем ему, он слетит с катушек. Ты бы отдал просто так свою дочь, Фостер? Даже если бы прекрасно понимал, что она давно мертва, а внутри ее тела прячется чудовище?

– Нет. Наверное, нет, – он повел плечами, словно ему вдруг стало не по себе. – Но я все равно хотел бы знать правду.

– Я расскажу ему. Но после этого нам придется отправить его в карантин и посадить под стражу, чтобы он не путался у нас под ногами. Другого выхода нет.

Из-за снегопада Кетти не явилась утром на работу, оставшись на ферме Фостера. Не приехал и Нейтон Ллойд, дом которого располагался в низине, а потому шоссе, ведущее из него, завалило снегом сильнее прочих.

К восьми утра в холле полицейского участка топтались только мы трое – я, Колин и Косгроу. Офицер этим утром выглядел особенно удрученным. Под его глазами залегли фиолетовые тени, лицо осунулось и вроде даже заметно похудело. Привыкший завтракать на рабочем месте и обожающий сладости, полицейский скромно ютился в углу своего стола, прихлебывая пустой кофе.

– Выглядишь отвратительно, Дэнни, – я хлопнул его по плечу. – Ты в порядке?

Он оторвался от своей чашки и уставился мутными глазами в мое лицо. Казалось, что он всеми силами желает что-то сообщить, но не может собраться для этого с духом. Поэтому в конце концов он просто молча покачал головой.

– Миллер выяснил, как вернуть зверя обратно в его клетку, – Фостер первым нарушил напряженное молчание.

– Отличная новость, – бесцветным голосом произнес Косгроу. – Теперь можно будет избавиться от зла, которое терзает Норт Ривер.

Мы с Колином быстро переглянулись. На изнуренном лице офицера проскользнула странная горечь. Он допил остатки кофе, отвернулся к окну и стал молча наблюдать за тем, как дворники внизу медленно расчищают заваленную снегом дорогу.

В помещении зависла долгая и мучительная пауза, и я понятия не имел, как мне начать разговор, который больше всего на свете хотелось бы не начинать вообще никогда. Я курил и мысленно настраивал себя оставаться хладнокровным и держать эмоции под контролем, пока Фостер просто стоял в углу, облокотившись о стену.

Но Косгроу внезапно подал голос первым. Не оборачиваясь, он едва слышно произнес:

– Знаешь, Фрэнк, я так долго был зол на тебя. За то, что ты приехал сюда, свалился на мою голову без спроса. И за то, что с твоим появлением город начал стремительно меняться. Что… что больше ничего не было так, как раньше…

– Никто на самом деле не любит перемен, Дэнни, – тихо ответил я.

Он наконец повернул голову и посмотрел мне в глаза с горькой улыбкой:

– Но они неизбежны. Даже если мы их совсем не хотим.

– Это правда, – я вздохнул и вытянул ноги вперед. – К сожалению.

Фостер оторвался от стены, шагнул к столу, на котором валялась пачка сигарет, резво вытащил одну и поджег, чиркнув спичками. Я впервые видел, чтобы он курил.

В воздухе участка царила какая-то удушливая безысходность. Как будто мы все стояли у постели смертельно больного ребенка, не в силах помочь ему. Просто стояли и молча наблюдали за ним, терпеливо ожидая неотвратимого конца.

– Вы ведь оба знаете, что это Мэри, – проговорил полицейский, и я застыл на месте от неожиданности. – Я сразу это понял, Фрэнк. Есть такие вещи, которые ты чувствуешь каким-то образом, хотя это не поддается логике…

Я молча кивнул. В этот момент я как никто другой понимал, о чем он говорит.

– Когда мы вернулись домой после фестиваля, я понял, что с Мэри происходит нечто странное. Любящий отец не может не замечать таких вещей даже тогда, когда это ускользает от глаз всех остальных. Сначала я старался убедить себя, что все хорошо. Даже начал в это верить сам временами, – его лицо исказила новая горькая усмешка, от которой сквозило болью. – Но притворство не может помочь, Фрэнк… Все это слишком неправильно.

– Как ты понял, что это она? – я посмотрел в его уставшие глаза. – Анна тоже знает?

– Нет, – он покачал головой. – Анне повезло больше, потому что она после праздников всегда очень много работает… Ее почти не бывает дома. Знаешь, я даже завидовал ей сначала. Так глупо, правда?.. Мне казалось, что лучше было бы и мне не догадываться. Но в первую же ночь я понял, что Мэри изменилась… Она была простужена, Фрэнк. Кашляла во сне, а я все забывал дать ей лекарства. В ночь после фестиваля она впервые спала очень тихо. А потом… Однажды утром я предложил ей остаться дома и не идти в школу. Это был наш общий секрет – иногда я тайком от Анны позволял Мэри прогуливать занятия. Она любила оставаться дома: сначала отсыпалась до обеда, а потом рисовала в своей комнате…

– Но она отказалась? – Фостер уставился в лицо Косгроу.

– Она согласилась, – он выдохнул и снова повернулся к окну, за которым правил безучастный февраль. – Но когда я утром вошел в комнату, она не спала. Просто лежала на своей кровати и смотрела в потолок. Обычно Анна делает ей тугую косу на ночь, чтобы волосы не спутывались во сне, но у Мэри все равно по утрам на голове такой бардак… Но в тот день ее волосы выглядели такими аккуратными, Фрэнк. Как будто она совсем не спала ночью – просто легла в кровать и неподвижно пролежала в ней до самого рассвета.

Я поднялся на ноги, подошел к креслу, в котором застыл офицер, положил ему ладонь на плечо и произнес:

– Мне ужасно жаль, Дэнни. Если бы я мог что-то сделать для тебя или твоей девочки, я бы не раздумывая это сделал.

Я ощутил, как плечо офицера поникло под моими пальцами. Он закрыл лицо руками и на несколько минут словно выпал из жестокой реальности, покинув своды полицейского участка. Но затем я почувствовал, что моя ладонь мелко подрагивает, а дыхание Косгроу стало неровным и сбивчивым.

– Успокойся, Дэнни, – мягко произнес я, сжимая пальцы и заставляя его опомниться. – Все самое страшное, что только могло произойти с твоей малышкой, давно позади. Она больше не чувствует ни боли, ни страха.

– Откуда ты можешь это знать?

Он оторвал руки от своего лица и поднял голову вверх. Его веки опухли и стали красными, в уголках рта блестели свежие капли слез. Он казался жалким, потерянным и обессиленным. И я должен был придумать что-нибудь для него. Что-то, что заставит его поверить в то, что смерть – это еще не конец.