Мэгги Стивотер - Призови сокола [litres]

Однако, к удивлению Ронана, всё произошло иначе.

Он открыл бутылку.

И внезапно солнечные псы влились в нее.

Только что комната была полна ими; движущиеся призрачные тела покрывали пол. В следующую секунду бутылка потемнела, и ее содержимое закружилось, а затем вновь стало прозрачным. Единственным доказательством, что солнечные псы по-прежнему там, служил маленький темный завиток, который не растворился до конца, как капля нефти.

Ронан закрутил крышку.

– Все чисто. Хеннесси, все чисто!

С чердака спустились его братья – сначала Мэтью, затем Диклан. Потом Джордан.

Она бросилась через комнату и обняла Хеннесси так бурно, что та пошатнулась и схватилась за косяк.

– Я думала, ты погибла, – слабо произнесла Джордан.

– Они мертвы, – прошептала Хеннесси. – Они все мертвы.

Мэтью подошел к Ронану и позволил обнять себя за голову, как в детстве. Ронан крепко прижал его к себе.

– Прости, что соврал, – сказал он брату.

Диклан и Ронан посмотрели друг на друга поверх золотых кудрей Мэтью. И в этом взгляде Ронан прочел то, на что и так намекал разгромленный дом: дело скверное.

Диклан сказал:

– Если бы не твои звери, нас бы убили. Они…

Ронан потряс бутылку с водой.

– Они здесь? – уточнил Диклан.

Ронан протянул ее Мэтью, который высвободился из его объятий, сел на постель и принялся изучать содержимое.

– Держи, пацан, и не говори, что я никогда ничего тебе не дарил.

Диклан выхватил у Мэтью бутылку.

– Это же все равно что дать пистолет ребенку. Ты знаешь, на что они способны? Ты их вообще видел, прежде чем отправил сюда?

Ронан покачал головой.

Диклан крепко держал бутылку в руках.

– Я поставлю ее на полку повыше. А ты загляни за кровать.

Ронан пересек комнату и обнаружил, что между кроватью и окном валяется чья-то рука, а еще там много крови, которая, очевидно, вытекла из руки. Он повернулся, чтобы убедиться, что она не принадлежала Мэтью или Диклану. Ронан порылся в себе в поисках сожаления, но ничего не нашел. Он поискал страх, но обнаружил только огненную ярость.

– Нам надо поговорить, – сказал Диклан, с усилием отводя взгляд от Джордан и Хеннесси. – Потому что они вернутся.

Повидав атаку на Зета, Провидцы неизменно сдавали назад. Лок к этому привык. Встретившись с Модераторами, они горели желанием бороться за правое дело, а потом, узнав, что для этого требуется, сразу трусили. Некоторое время Лок думал, что нужно просто по возможности держать их подальше от операций, но потом понял, что это пустая трата сил. В конце концов, операции являлись им в видениях, поэтому, так или иначе, момент расплаты всегда наставал.

И Лилиана не была исключением. Лок поселился в том же отеле, что и Фарух-Лейн и Рамси; когда он увидел Лилиану с Кармен в вестибюле, то понял, что это отнюдь не человек с железными нервами. Скорее, плаксивая бесплотная вегетарианка. Люди, которые так выглядели, обычно хотели сделать мир лучше, но редко могли понять, каким образом мир сделают лучше подростки, убитые выстрелом в голову или в живот.

И потому, еще прежде чем они отправились в путь, он понял, что после возвращения понадобятся уговоры.

А когда с делом покончили, он понял, что из кожи вон вылезет, потому что голова у Лилианы была золотая.

Разумеется, получился бардак. Беллос лишился руки. Рамси получил пулю в ту же руку, в которую его пырнули распятием, поэтому, считай, тоже остался с одной рукой, но, по крайней мере, она была на месте. Николенко – с ума сойти! – укусили в шею. Неопределенное количество снов ускользнуло. Никто не мог определить, была ли среди убитых настоящая Джордан Хеннесси. Ронана Линча найти не удалось.

Но Лилиана была тут ни при чем. Она предоставила точные данные. Подробную, яркую, конкретную информацию о двух разных Зетах в двух разных местах.

Провидец, в котором они нуждались. Лок никогда не видел ничего подобного.

Он начал думать, что проблему, возможно, и в самом деле получится решить (под проблемой понимался апокалипсис).

Вот и хорошо. Он соскучился по своей собаке.

Многие люди не сочли бы занятие Лока синекурой; человек, возглавляющий подпольную (по большей части) опергруппу, не удостаивается публичных похвал и получает меньше, чем те, кто работает в частном бизнесе. Но Лок работал не ради похвал и денег, он трудился ради цели, ради репутации, ради итогового воздвижения пирамиды людей, которые знают, что он с первого раза сделает все как надо. Он полагал, что в конце концов – если мир будет спасен – он обменяет этот запас на неопределенные развлечения и награды.

Лок подошел к Фарух-Лейн в баре отеля.

– Как она там?

– Хочет уйти, – прошипела Фарух-Лейн.

Лок никогда еще не видел ее в таком гневе. Это выглядело так же неуместно, как горе после смерти брата. Хотелось чем-нибудь закрыть лицо Фарух-Лейн и подождать, пока к ней не вернется чувство собственного достоинства.

– Догадываешься, почему? Возьми Рамси на поводок или хотя бы вели ему молчать.

– Думаешь, если мы заменим Рамси, этого хватит, чтобы она передумала?

– Этого, возможно, не хватит, чтобы передумала я, – сказала Фарух-Лейн.

Лок взглянул на нее. Он ничего не сказал, но его взгляд был красноречив. Он намекал: запомни этот разговор. Он намекал: запомни, мы не до конца уверены, что ты понятия не имела о преступлениях своего брата. Он намекал: запомни, мы всегда можем начать длинное и неприятное публичное расследование, чтобы выяснить, не замешана ли в них ты. Он намекал: ты останешься. Он намекал: и, кстати, мы тут спасаем мир – неужели ты откажешься?

Фарух-Лейн отвела глаза. Она сказала:

– Пожалуй, понадобится нечто большее.

Лок спросил:

– В каком она номере?

– Двести пятнадцать. Пока что.

– Иди спать, Кармен, – сказал Лок. – Нам нужно, чтобы твой удивительный разум сохранял остроту. Ты на этой неделе очень хорошо поработала.

Он поднялся на лифте на второй этаж и пошел по коридору. Лилиану поселили в люксе – но Лок знал, что, тем не менее, если она еще не научилась обращать видения внутрь, погибнут постояльцы как минимум из десяти соседних номеров. Господи, он даже не представлял, как хороши могут оказаться ее видения, если она научится направлять их внутрь. Проблема завершится, не начавшись. У Зетов не будет шанса.

Лок постучал в дверь. Два раза, властно. Первый раз гласил: открой. Второй раз гласил: дверь.

Лилиана открыла.

– Можно войти? – спросил Лок.

Нос и глаза у нее покраснели от слез. Она впустила его.

Он сел на край кушетки и похлопал по ней, предлагая Лилиане уравновесить противоположный край. Она повиновалась.

– Я понимаю, что сегодня вам было очень неприятно, – сказал Лок, – потому что это и БЫЛО очень неприятно.