Михаил Стрельцов - Узют-каны [litres]

Отец приснился бледным, небритым, почему-то в зимней одежде. Было холодно. Они ехали в переполненной электричке. И тогда Гена впервые увидел отца РАВНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ. Обычно родители снились чем-то большим, тёплым, неприступным, безликим, бесполым. Некими всезнающими существами – несмотря на то, что сын перерос их на целую голову, шесть лет оттрубил в Афгане, женился и всё такое прочее. В этот раз отец был таким, какой есть: седым, унылым стариком с блёклыми, поджатыми губами, морщинами по всему лицу, волосками в ушной раковине. Он повернул непривычно бледное лицо и сказал:

– Помнишь, мать отругала тебя за то, что ты якобы украл у неё рубль на кино? Это я взял. Меня попросили занять, я не мог отказать… А потом она так на тебя набросилась! Стало стыдно и как-то поздно сознаваться, я ей сказал потом…

– Ерунда, батя! – Генка во сне был весёлым и жизнерадостным.

– Можно курить, Гена, жрать водку литрами, кобелевать. Но врать – нельзя. Никому и никогда. Прости. И не ври – прошу тебя… А ты знаешь, что я умер?

– Брось, батя. Мы же едем куда-то. Кстати, куда?

– Ты сейчас выходишь.

– Какая следующая станция?

– Это не важно. Просто выходи. А я еду дальше. Выходи. Этот поезд без остановок. Ну? Быстрее…

Тогда он проснулся в холодном поту, крик был готов вылететь из горла. Страх, такой уже знакомый и привычный, сцепил, зацементировал движения. Он не смыкал глаз до утра, но и не мог подняться из постели, чтобы поговорить с отцом, который спал в соседней комнате. Зачем будить старика из-за приснившейся чепухи?.. Молоденькая врачиха на следующее утро сказала, что смерть наступила в пять утра. Отец лежал тихий и спокойный, вроде бы даже улыбался, морщины разгладились. Лишь щетина на подбородке, выросшая за ночь напоминала о сне…

Следующее видение было намного страшнее, хотя длилось несколько мгновений. Тогда они с Ниной уже остались вдвоём и как раз готовились к покупке дачного домика. Во сне он увидел школу и вроде бы вновь был ребёнком. Очень чётко вырисовался второй этаж, даже линия на стене, покрашенной голубой краской от плинтуса до человеческого роста. Он стоял напротив седьмого кабинета, где преподавали русский язык и литературу. Ясно вспомнил, как выглядит кабинет изнутри, все развешенные таблицы и портреты. Видимо, шёл урок. Рекреация пустовала. Может быть, его выгнали из класса? Чувство было такое, что заходить в кабинет нельзя ни в коем случае, пока не прозвенит звонок на перемену.

И в этой пустоте, на голубом фоне проявились три понурые фигуры. Первым от дверей в класс стоял отец. Лицо осунулось. Высохло. Он так устал, что уже не мог стоять, поэтому облокотился об стену. Его голова поднималась ровно над чертой краски и побелки и из-за этого казалась отделённой от тела. За ним стояла мать – тоже сильно измотанная. Неужели ожиданием? Кто мучает их, заставляя ждать? И уже хочется рвануться вперёд, распахнуть дверь и спросить… Но тут показалась третья фигура, совершенно бессмысленная как во сне, так и в школе. Это была невысокая рыжая собака. Молчун не сразу узнал её, потому что она, как и все, обессиленная, прижалась к голубой стене. К мокрой от слюны морде приклеилась усталость, граничащая с обречённостью и некая брезгливость, словно собаку заставили есть что-то невкусное. Разум мутнел – первый признак надвигающегося ужаса. Наконец он узнал Люсию, не вросшую в породу суку из квартиры напротив. «Её же вчера сбила машина! – резануло мыслью. – ОНА МЁРТВАЯ! ОНИ ВСЕ МЁРТВЫЕ!»

И тут страх навалился всей мощью. Страшным было понимание, что он видит мертвецов. Неприятной была последовательность – они стояли друг за другом, как и уходили из жизни. Дверь в кабинет русского языка и литературы внезапно оказалась совершенно чуждой. Она начала дышать зловонием, неприемлемым до содрогания каждого мускула, будто объелся лимонов. Но то, что было за ней, готовилось появиться, и было настолько ужасным и неприятным, что хотелось бежать, вопя и выдёргивая из головы волосы. Он не хотел знать, что там за дверью! Он всей душой не воспринимал ХОЗЯИНА КАБИНЕТА. Но его удерживало только понимание, что он видит своих родителей в последний раз.

ОНИ МЁРТВЫЕ! МЁРТВЫЕ!

И не только в жизни, но и во сне. Он больше с ними никогда и нигде не встретится. Никогда! Хотел окликнуть, позвать, кричал. Но ожидающие не реагировали на призыв, даже обычно такая весёлая и подвижная Люсия.

Сейчас прозвенит звонок и появится ХОЗЯИН КАБИНЕТА!

Отвращение победило любовь! Звонок! Напряглась, выгнулась дышащая дверь. Только жалость. Он жалел изможденные фигуры, которые сразу и как-то быстро становились чужими и лишними… Звонок!

– Нет! – закричал он и зарыдал. – Я не хочу! Не надо! Не надо!

– Что с тобой? – Нина встревожено трясла его за плечо, другой рукой пытаясь заглушить будильник.

Он плакал навзрыд и не мог остановиться. На что жена сонно констатировала:

– Допился…

…Видения, сны, ощущения. Он боялся их, их несправедливости, неисправимости, тайны. Поэтому любил засыпать пьяным. Как здорово не видеть снов! Фантастика! Но сны научились пробиваться и в пьяный бред. Для того, чтобы они ну хоть чуть-чуть не запоминались, приходилось принимать на ночь всё большую дозу.

И вдруг как отрезало. После того, как застал жену с любовником, как выплеснул злость: её наградил «фонарём», ему расквасил губу. Даже в карты начал проигрывать, а обычно везло.

И через несколько месяцев всё вернулось. С чего началось? С пожара? Он представил, как огонь охватывает квартиру и убивает Нину. Было ли это предчувствием, видением? Вряд ли. Он же не спал. Когда видел Нину в последний раз, та преспокойно считала деньги. Живая и невредимая… Но тогда, ещё в санатории, когда он представил квартиру в огне, было СТРАШНО. А сегодня он видел Нину, повторяющую что-то насчёт квартиры. Но если верить «припадкам», почему Маруся видела нечто подобное? Как соотнести незнакомую девушку со своими психическими проблемами?

Но сейчас всё по-настоящему. Где и когда он видел эти кусты – неважно. Есть зуд дежавю. Он знает, что за кустами будет нечто ужасное – то, что перевернёт в нём всё и, возможно, даже убьёт. Он знает, чувствует. Но не в силах сопротивляться. И продолжает методично проламываться сквозь подлесок. Ветки хлещут по лицу, царапают руки, цепляются за одежду, скребут по корпусу автомата.

Он идёт. Навстречу. ХОЗЯИНУ КАБИНЕТА. Он. Уже. ПРИШЁЛ. Внезапно расступившись, кусты показали крохотную лужайку.

На лужайке лежал мертвец.

Пятясь, как рак, он отступил обратно. Ветки постепенно заполоняли пространство, скрывая лужайку и то, что на ней находилось. Молчун отступил. Он сделал своё дело. НАШЁЛ. Но никакие силы не заставят приблизиться к находке. Свинцовой тяжестью налился мочевой пузырь. Он вырвался из кустарника, словно дрессировщик из львиной пасти, заметил, как дрожат руки, расстёгивая ширинку, как пляшет струя, вырисовывая кренделя у близрастущего дерева.