Наталья Александрова - Клеймо сатаны [= Табакерка Робеспьера] [litres]

Камера была не самая новая, но выглядела солидно.

Вероника посильнее накрасилась, расстегнула две верхние пуговки блузки и выпросила у стилиста Лены ожерелье со стразами. Стилист нужен был в ателье для тех, кто заказывал фотосессию. Лена по доброте душевной еще и уложила ей волосы, так что они выглядели просто растрепанными, что очень Веронике шло.

– Мать, да ты супер! – Виталик развел руками. – В клуб со мной когда пойдешь?

– Может быть, когда-нибудь! – Вероника послала ему воздушный поцелуй и убежала.

К назначенному времени Вероника стояла перед входной дверью старого шестиэтажного дома на улице Некрасова. На двери, как и повсюду в наше время, имелся домофон, и Вероника собиралась уже позвонить в квартиру Воронова, как вдруг заметила, что дверь парадного неплотно прикрыта. Видимо, кто-то из жильцов дома вставил в замок щепку, чтобы он не закрывался. Вероника толкнула дверь и вошла в подъезд.

Лифт не работал, и ей пришлось по лестнице подняться на четвертый этаж, где обитал Воронов.

На двери его квартиры было три звонка, около каждого – табличка с фамилией.

На самой верхней табличке красивым почерком, с росчерками и завитушками, было выведено:

«Д.В. Чумовая».

На второй крупными четкими печатными буквами значилось:

«Григорий Ломакин».

И наконец, на самой нижней табличке было напечатано:

«Л.П. Воронов».

«Коммунальная квартира! – сообразила Вероника. – Вот почему он не хотел принимать меня дома!»

Она нажала на нижнюю кнопку, и дверь тотчас же открылась, словно Веронику уже ждали.

Собственно, так оно и было. За дверью стоял высокий мужчина лет сорока, с начинавшими седеть волосами. Лицо у него было приятное, правда, его немного портило какое-то запуганное выражение. Одет он был просто – джинсы, свитер. Все далеко не новое, но аккуратное. И выбрит чисто, хотя подстрижен плохо.

По дороге к Воронову Вероника обдумывала, какую ей избрать линию поведения, и решила, что будет играть роль недалекой общительной оптимистки. Именно такой, на ее взгляд, должна быть корреспондентка заштатной газеты.

– Вы – Леонид Платонович? – жизнерадостно осведомилась она и протянула Воронову руку. – А я – Вероника… думаю, у нас с вами все получится!

Вместо того чтобы ответить ей в таком же оптимистическом ключе и пожать протянутую руку, мужчина испуганно оглянулся, поднес палец к губам и едва слышно проговорил:

– Тише, умоляю вас, тише!

– Что, у вас кто-то болеет? – вполголоса осведомилась девушка.

– Болеет? – удивленно переспросил Воронов. – А, да, можно и так сказать…

С этими словами он схватил Веронику за руку и потащил за собой по коридору. При этом он шел на цыпочках, старался ступать как можно тише и то и дело испуганно оглядывался по сторонам.

Коридор, по которому они шли, был длинным, извилистым и полутемным. Он и изначально был узким, но еще уже его делали расставленные вдоль стен старые шкафы, тумбочки и другие предметы мебели, очевидно, выставленные в коридор за ненадобностью. В промежутках между этими развалинами громоздились какие-то тюки и свертки, на стенах тут и там были развешены старые ватники, заржавленные тазы и прочие непонятные предметы, опознать назначение которых в темноте Вероника не смогла. Она и не думала, что где-то в городе сохранились еще такие дремучие коммуналки. Хлам-то беречь для чего?

Странности в поведении Воронова ее немного смущали, но она решила подыгрывать ему и, как и он, шла по коридору на цыпочках, стараясь не шуметь. А что – даже интересно, опять же, сближает. Рука у ее провожатого была слегка влажной. Да он боится, поняла она. Чего? Темноты?

Внезапно из темного угла ей под ноги выскочил большой угольно-черный кот.

От неожиданности Вероника вскрикнула, шарахнулась и задела висевшие на стене детские санки. Санки сорвались с гвоздя и с чудовищным грохотом упали на пол.

Точнее, на кота. Кот издал душераздирающий вопль, метнулся в сторону, затем стрелой взлетел на шкаф, и оттуда на Веронику посыпались толстые пыльные тома.

Вероника машинально подняла один том и прочла на обложке название:

«Словарь-справочник водопроводчика и сантехника высшего разряда». От пыли у нее засвербило в носу, она чихнула.

– Что же вы! – воскликнул Воронов, схватившись за голову. – Я же просил вас не шуметь!

– Я не хотела, – растерянно прогнусавила Вероника. – Это кот…

– Все пропало! – в ужасе проговорил Воронов. – Может быть, мы успеем убежать…

С этими словами он припустил вперед, как бегун на короткие дистанции. Вероника пожала плечами и устремилась за ним.

Однако они успели сделать всего несколько шагов, как вдруг распахнулась скрытая за поворотом коридора дверь, и перед Вороновым возникла приземистая тетка в цветастом халате, с всклокоченными ярко-оранжевыми волосами.

Тетка встала на пути у Воронова, уперев руки в бока, и мощным басом воскликнула:

– Распоясался! Окончательно распоясался, паразит! Мало я на тебя писала по месту работы? Мало я на тебя сигнализировала в компетентные органы? Нет, он продолжает свое антиобщественное поведение! Пора судить паразита за злостное хулиганство! Чаша моего народного терпения переполнилась! Знаешь, что у меня ребенок, который нуждается в полноценном отдыхе, и нарочно поднимаешь у меня под дверью грохот! Нет, я ошиблась – это не хулиганство! – тетка сделала эффектную паузу и закончила громовым раскатом: – Это не хулиганство – это гораздо хуже! Это экстремизм! Это терроризм!

– Дарья Викентьевна! – воскликнул Воронов, сложив руки в молитвенном жесте. – Я не нарочно! Это кот!

– Кот?! – рявкнула тетка, грозно нахмурив брови. – Пытаешься свалить свою вину на бессловесное животное? Не выйдет! Чаша моего народного терпения переполнилась!

Кот злорадно наблюдал со шкафа за разворачивающейся баталией.

Вдруг из-за широкой теткиной спины выглянул здоровенный небритый детина лет тридцати, с подбитым глазом.

– Мама! – проговорил он недовольным голосом. – Ну что вы тут разорались? Я что, после обеда поспать не могу? Мама, вы мне можете, наконец, обеспечить тишину?

– Вот видишь, до чего ты довел ребенка? – воскликнула тетка. – Он уже после обеда заснуть не может! Выучили тебя на свою голову! Сидишь на шее у трудового народа, пьешь нашу кровь и не испытываешь никакого унижения… Тьфу, уважения! Ну все, моя чаша…

– Дарья Викентьевна, – залепетал Воронов. – Я вас прошу… это не повторится…

– Поздно просить! – перебила его разгневанная тетка. – Я приняла решение…

Договорить она не успела: Вероника, отодвинув Воронова в сторону, встала напротив его разбушевавшейся соседки и проговорила холодным, невозмутимым голосом: