Джонатан Ховард - Иоганн Кабал, некромант [litres]

Поезд подъехал к станции и окутал всю платформу дымом, отчего люди бросились врассыпную. Двигатель издал звук, который Бэрроу показался презрительным «Ха!».

Однако больше ничего не произошло. Каллиопа доиграла мелодию, медленно пыхтел двигатель – и все. Несколько смельчаков подошли ближе к кабине. Внезапно из тени вырвалось пугало и, маниакально ухмыляясь, принялось махать собравшимся. Смельчаки тут же порешили, что лучше бы держаться подальше, а при первой же возможности сменить исподнее. Страшилу явно создавали не просто, чтобы отпугивать птиц: на нем красовался грязный, местами подпаленный комбинезон и кепка а-ля Кейси Джонс, которая знавала лучшие времена. На кепке имелось большое пятно, которое запросто могло оказаться давно засохшей кровью. Лицо пугала было своеобразной пародией на человеческое – белый клоунский грим, похоже, закрепили несколькими слоями лака. Толпа только привыкла к первому страшиле и уже могла смотреть на него, не опасаясь, что содержимое желудка запросится наружу, как из кабины выскочило второе пугало и принялось махать. Оно явно должно было выглядеть толще, только вот вес распределялся неправильно. Казалось, будто в его комбинезон набили скомканных газет. На лице второго пугала сияла такая же неискренняя и маниакальная улыбка, покрытая слоем шеллака. Хуже того, на левой руке пугала – той, что приветственно махала, – была перчатка, но между ней и манжетой четко виднелась белая кость.

Стоящий рядом с Бэрроу мальчик спросил у мамы:

– Мам, можно мне пойти в цирк?

Произнес он это таким тоном, каким обычно спрашивают, нужно ли мне идти к зубному.

Глаза матери неотрывно смотрели на фигуры в кабине машиниста, плотно сжатые губы ни на секунду не смягчились.

– Конечно, нет, – отвечала она.

– Ну, мам, – канючил мальчик странным голосом: он одновременно и жаловался, и выражал облегчение.

Внезапно все внимание публики привлек один из последних вагонов. Из него на платформу спустились двое прилично одетых мужчин. Они направились вдоль путей, оживленно о чем-то беседуя. По мере того как они приближались, можно было расслышать обрывки фраз.

– …морально разлагаешься…

– …не читай мне нотаций…

– …лечение хуже самой болезни…

– …еще два дня…

Иоганн Кабал остановился и сурово посмотрел на брата:

– Все, о чем я прошу, это еще пару дней подержать в узде свои моральные принципы. Неужели это так много?

– Не знаю, зачем я вообще на это согласился. Мне казалось, не может быть ничего хуже, чем восемь лет вместе с Друинами, но последний год?.. Если бы только наши родители были живы…

– Ну, они мертвы, и в их завещании ничего не было сказано о твоем праве накладывать вето на любое мое решение.

Некромант ожидал остроумной реплики в ответ, но этого не произошло – Хорст как раз заметил собравшихся вокруг зрителей.

– Иоганн, мы не одни.

На лице Кабала возникла гримаса удивления, и он взглянул на горожан. Затем губы некроманта слегка дернулись в подобии улыбки. Где-то скисла крынка молока.

– Не волнуйся. Их развлекали Деннис и Дензил, – Хорст рассмеялся.

Кабал нахмурился. За последние месяцы его попытки сохранить Денниса и Дензила стали все более отчаянными. От навыков похоронных дел мастера он плавно переключился на искусство таксидермии, а затем и вовсе стал прибегать к приемам плотника. У Кабала выдалась тяжелая ночь, когда он впервые использовал лак и плавкую проволоку. Все попытки косметического ремонта выглядели нелепо, а очередной план «превратить их в клоунов, ведь люди же любят подобные вещи?» провалился на всех уровнях – от технического до эстетического. Кабал не признавался даже себе в том, что Деннис и Дензил его немного пугали.

– Вы двое, – пролаял некромант, подойдя к локомотиву. – Прекратите корчить рожи словно пара идиотов и забирайтесь обратно в поезд.

Конечно, несправедливо было обвинять их в том, что они гримасничают, поскольку других выражений их лица принимать уже не могли. Но давно прошли те времена, когда Кабал задумывался о справедливости. Деннис и Дензил с застывшими на лицах гримасами скрылись в полумраке кабины. Кабал глубоко вдохнул и приготовился ликвидировать ущерб, нанесенный этими двумя репутации цирка. В последнее время ситуация складывалась не в его пользу. Если бы год назад некромант знал, что за две ночи до окончания поставленного срока ему нужно будет собрать всего две души, то счел бы это поводом для радости. Однако сейчас он не ощущал уверенности. За последние несколько недель Хорст все меньше участвовал в делах цирка и все больше спорил. Кабал не думал, что брат станет в открытую саботировать его действия, но проблемы могут возникнуть, даже если Хорст просто откажется помогать в какой-нибудь неподходящий момент. Хуже того, Кабала не покидало предчувствие, что Сатана не даст ему так просто выиграть пари. Нужно оставаться начеку – Князь тьмы вполне может сыграть с ним злую шутку на последнем этапе.

Кабал повернулся к толпе. На лицах застыли выражения от нейтральных до враждебных. Легко не будет. Некромант искоса взглянул на брата – может, он обратится к толпе, ведь у него это получается гораздо лучше. В ответ Хорст посмотрел на Кабала, скрестил на груди руки и уставился куда-то в середину толпы. «Что ж, хорошо, – решил Кабал, – я сам справлюсь».

– Леди и джентльмены, – начал он звонким громким голосом. – Меня зовут Иоганн Кабал. Я один из владельцев Цирка братьев Кабал. Рядом со мной… – он указал на Хорста, который не удержался от небольшого поклона, – мой брат, Хорст. Мы прибыли в ваш прекрасный город – Пэнлоу-на-Терсе, чтобы…

– Зачем вы здесь? – спросил мужчина средних лет.

Говорящий поймал взгляд Кабала, и некромант вдруг ощутил, что от этого человека стоит ждать неприятностей.

– Чтобы показать вам лучшие в мире чудеса и аттракционы, чтобы развлечь вас, – продолжил Кабал. – В нашем цирке найдутся палатки, чтобы проверить зоркость вашего глаза и остроту ваших рефлексов, представления, которые поразят вас и откроют для вас нечто новое.

– Вы уже достаточно сделали, чтобы поразить этот город, – промолвил мужчина.

По толпе пронесся шепот – все соглашались.

Кабал сурово посмотрел на мужчину. На нем была темно-серая фетровая шляпа – далеко не новая, однако за ней явно ухаживали. То же самое можно было сказать о пальто. На брюках были отутюжены стрелки, а ботинки он отполировал до блеска. Темные волосы у висков уже тронула седина. Солидные усы мужчина регулярно подстригал. Кабал предположил бы, что этот человек раньше служил в армии – в его облике явно чувствовалась властность, присущая офицерам: скорее всего, он был полевым командиром – капитаном или майором. Глаза мужчины внимательно наблюдали за всем происходящим, и эта привычка едва ли выработалась у него по долгу службы. Нехорошее предчувствие Кабала усилилось.