Станислав Романов - Самая страшная книга 2020 [антология, litres]

Глаза Бесокрута были широко открыты, волосатые ноздри жадно раздувались, он впитывал чужую боль, утоляя голод, которому сегодня исполнился ровно год.

Батыр уперся рукой в пол, как будто хотел встать или уползти подальше от Кряжевого. Под футболкой вспух бугристый ком, Батыр прижимал его другой рукой, не давая выпасть окончательно. Ткань задралась еще выше, и теперь был виден край разрыва: желтоватая прослойка жира, темно-красные волокна мышц и часть кишки – округлая, сизая, глянцевая…

Кряжевой поймал взгляд Батыра – мутный от боли. Увидел, как его глаза округлились в ужасе от понимания, что кошмар еще не закончен. Бесокрут громко чавкнул от удовольствия.

– Рот до ушей!

Пожилые заполошно бросились к выходу, испуганно выкрикивая что-то неразборчивое, сталкиваясь и мешая друг другу. В конце короткого неширокого коридорчика, соединяющего бар и зал, возникла расплывшаяся женская фигура в красной блузке и голубых джинсах. Кряжевой узнал барменшу – мужеподобную, вульгарно накрашенную тетку лет пятидесяти с плутоватым лицом.

– Прекратите! – заверещала она. – Полицию вызову!

Ответом был жуткий крик Батыра. Его щеки стремительно разорвало от уголков рта до скул.

Лицо тетки скомкал испуг, она грузно отпрыгнула назад, к бару. Кряжевой услышал, как она блажит, требуя, чтобы невидимая ему Петровна немедленно звонила в полицию, потому что «там всех сейчас поубивают и к нам придут!».

Кряжевой вытащил из заднего кармана джинсов платок. Проворно, тщательно протер графин, стопку и вилку – лишним не будет, схватил со стула пакет с вещами и метнулся к выходу. Бесокрут остался сидеть, жадно впитывая-поедая страх и боль приятелей.

Кряжевой в два прыжка одолел шесть невысоких ступенек, толкнул металлическую дверь, усеянную крупными тускловатыми наклейками – тузами всех мастей. Тенистая улочка была пустынна, и он быстро зашагал к ближайшему проулку, доставая из нагрудного кармана очки с простыми стеклами.

Водрузил их на нос, вжикнул молнией на рубашке…

Преображение заняло меньше минуты. Теперь его вряд ли могли опознать с ходу – очки, кепка и футболка с длинными рукавами сделали из него другого человека. Даже если к «Козырному тузу» вот-вот прибудет патрульный экипаж, у него будет время затеряться в городе. Пожилые в пивную сегодня вряд ли вернутся, барменша рассмотрела его постольку-поскольку, Тема с Батыром вообще не в счет…

Этот район Кряжевой помнил сносно, побродил здесь за последние два дня. Спустя еще три минуты он стоял на остановке, делая вид, что всецело увлечен смартфоном. Малочисленные ожидающие автобуса не обращали на него внимания – копается мужик в телефоне, зрелище привычное до отвращения, не он первый, не он последний…

Из-за школьной ограды, заканчивающейся метрах в ста от остановки, вынырнул новенький пазик. Свернул, неторопливо покатил дальше. Кряжевой поднял голову, отыскал взглядом табличку за лобовым стеклом. Маршрут номер…

«1» – значилось на старой, но крепкой, обитой коричневым дерматином двери. Единица без промедления напомнила Кряжевому кол с живодерской придумкой: чтобы нельзя было вытащить, вконец не разодрав внутренности.

Он криво ухмыльнулся, четко осознавая, почему в голову пришло именно такое сравнение. Всю дорогу сюда возможная неудача представлялась ему чем-то вроде этого самого кола, на который он сядет резко и до упора…

Звонка и глазка не было, и Кряжевой несколько раз стукнул кулаком в центр двери.

Прислушался.

В глубине квартиры что-то скрипнуло, потом раздался кашель – лающий, нехороший. Кряжевой решил, что он затянется надолго, но не угадал. Кашель смолк почти сразу, а потом раздался хриплый и будто бы полузадушенный возглас:

– Открыто!

Кряжевой несильно толкнул дверь от себя, распахнув ее почти наполовину, открывая взгляду часть тесноватой прихожей. Вытертые доски со следами коричневой краски, светло-зеленые обои с простеньким золотистым узором, два крючка для верхней одежды на стене, аккуратно поставленные черные полуботинки под ними и прислоненная в углу тросточка – самая обычная, со слегка изогнутой г-образной ручкой.

Кряжевой готовился увидеть что-нибудь выходящее за рамки его понимания, даже откровенно жуткое. Но представшая взгляду картина не вызывала дрожь отвращения или ужаса чем-нибудь мистическим, непостижимым. Заурядная пенсионерская обитель: чисто, бедненько. Кряжевой ощутил легкий укол разочарования. Нет, скорее – обиды. Неужели разыграли-обманули как дурака – на четыре кулака? Но за такие розыгрыши можно и рожу расквасить без угрызений совести…

– В комнату про… – фразу оборвал новый приступ кашля.

Кряжевой без раздумий шагнул в квартиру, прикрыл дверь. Надел купленные четверть часа назад бахилы и двинулся на голос.

Колдун лежал на диване – тщедушный, морщинистый, беспросветно седой. Разочарование сделало вторую инъекцию. Колдун выглядел… никак: бесцветно, что ли. Потустороннего в нем было не больше, чем в железобетонном столбе – гибкости и причудливости форм. Кряжевой почему-то ждал, что увидит кого-то демонического, вроде постаревшего Чернокнижника, но увы. Колдун смутно напоминал птицу, только Кряжевой почему-то не мог сообразить, какую: не ворон, не филин… А может, и не птицу вовсе? Из одежды на нем была полинялая футболка, то ли серая, то ли голубая, и черные тренировочные штаны.

Обстановка в комнате соответствовала интерьеру прихожей. Старенький сервант, двухстворчатый шкаф, тяжелый низкий комод с телевизором на нем, белый пластиковый плафон-юбка с одной лампочкой под потолком. «Зомбоящик», правда, был плоским, но, судя по модели, далеко не новым.

Кряжевой откровенно замялся, не зная, с чего начать. Хозяин квартиры идеально дополнял обстановку, смотрясь в ней так же уместно, как худющий уличный кот возле помойного бака.

– Табурет вона… Рядом сядь.

Кряжевой мог поклясться, что колдун никак не обозначил – ни движением головы, ни пальцем, – где именно стоит табурет, но сам сразу же нашел его взглядом, словно кто-то влез в голову и повернул ее в нужном направлении.

Следом пришло понимание еще одной странности. В квартире не было запахов. Даже намека на них, словно вокруг царила своеобразная стерильность, затрагивающая только запахи.

Особенностью этой, само собой, Кряжевой интересоваться не стал. Молча забрал стоящий в дальнем углу увесистый табурет, поставил его в полушаге от дивана, так, чтобы хозяину квартиры не пришлось поворачивать голову, глядя на гостя. Сел.

Из-за мешков под глазами и кустистых бровей колдуна невозможно было разобрать, смотрит он на гостя или нет. Говоря начистоту, Кряжевому хотелось встать и уйти. Хозяин квартиры выглядел человеком, которому оставалось жить считаные дни, если не меньше. Но это была последняя надежда, пусть зыбкая и почти безумная для привычного к незамутненному, всеобъемлющему пониманию вещей и событий Кряжевого. Только поэтому он не мог взять и зарубить ее. Мало ли, что кажется…