Эдвард Ли - Дьявольский Гримуар

- Спуки, - ответила она.

- Что ж, очень рад познакомиться, Спуки, - улыбнулся водитель. - А меня зовут Луд.

перевод: Андрей Локтионов

" Дритифил "

- Есть у меня такая… проблема, - признался он.

- Поверьте мне, у каждого, кто когда-либо сидел в этом кресле, была проблема, - сказала доктор Марша Унтерманн. - И не обычная проблема, а весьма сложная. Настолько невероятная и аномальная, что поражает воображение. - Взгляд женщины заострился. Длинный изящный палец очертил точёный подбородок. - Причина вашего нахождения здесь - ваше выздоровление. Вы напуганы. Вы боитесь, что я могу счесть вашу «проблему» такой извращённой, или настолько отвратительной, что буду настаивать, чтобы вы покинули мой кабинет раз и навсегда.

Взгляд карамельно карих глаз поравнялся на мужчину.

- Да, - прохрипел он. - Я… очень этого боюсь.

- Потому что, если это произойдёт, вам некуда будет идти.

- Да, - ответил мужчина.

- И вы, наверное, думаете, что в мире нет никого вроде вас. Поэтому, в прошлом, вы воздерживались от поиска помощи, верно?

- Да.

Доктор Унтерманн откинулась в кресле за своим столом. Её улыбка была столь же скупой, сколь и взгляд:

- Тогда ваши страхи безосновательны. Я не отказываюсь от пациентов, какими отвратительными не казались бы их проблемы, или преступления. Это моя работа. И я делаю мою работу. И мне кажется, я с уверенностью могу сказать про эту вашу «проблему», - Марша прикурила длинную сигарету и покачала головой. - Я слышала гораздо худшее.

Дым струился с её губ как призрачная жидкость. Глаза открылись шире: изучающие, спокойно обнадёживающие.

- Расскажите мне об этой вашей проблеме, - сказала она.

* * *

Костюм Бэрроуза стоил больше, чем типичный житель Сиэтла зарабатывал за год. Как инвестиционный банкир компании «Дженкинс, Харрис и Люс», Бэрроуз мог себе это позволить. Он мог позволить себе “Aston Martin Zagato” с турбодвигателем V8, объёмом в 5.3 литра; мог позволить золотые часы “Movado” и апартаменты в пентхаусе на набережной Аляска-авеню.

При всём этом, единственное, чего Бэрроуз не мог себе позволить, так это допустить, чтобы кто-нибудь из начальствующих увидел, как он…

Ну…

Лучше сказать так. Год, за который Бэрроуз заработал полмиллиона долларов - отстойный год. В инвестиционном банкинге присутствует некая алхимия, а Бэрроуз обладал каббалистической волшебной палочкой от неё. По сути, его профессия заключалась в переводе денег клиента из одного банка в другой, что звучит просто. Хотя, на самом деле, знание, когда, куда и на какой срок перевести деньги было тем, что делало клиентов и его самого безумно богатыми. Другими словами, у Уильяма Бэрроуза была репутация, которую следовало поддерживать; репутация от которой зависело его финансовое благополучие.

В неуместном теперь костюме “Армани”, он медленно прогуливался по тротуару возле здания окружного суда на Третьей авеню, прямо среди бомжей и наркоманов, влачивших своё бедственное положение в вонючей неизвестности. Но Бэрроуз едва видел их. Он шёл прямо вперёд, блуждая взглядом по бетону тротуара в поисках…

Его сердце подпрыгнуло, когда он услышал звук…

Звук, исходящий от человека, который громко прочистил глотку и сплюнул.

Затем последовал до боли знакомый шлепок на тротуар, а после - почти моментальный стояк у Бэрроуза. Впереди он увидел его. Бомж с грязной бородой и в обносках выкашлял из своих измученных бродяжничеством лёгких комок мокроты и отхаркнул его на тротуар.

О, боже , - подумал Бэрроуз. Tак отреагировал бы нормальный мужчина, войдя в первый раз в спальню к прекрасной женщине; или наблюдая, как акции рискового фонда взлетают до небес и раскупаются.

Бэрроуз уловил отблеск драгоценного комка. Он лежал там, ожидая его, освежающе зелёный, пикантный и загадочный. «Гуччи» Бэрроуза цокнули, остановились, и теперь он стоял над сокровищем, носки врозь.

Он незаметно оберегал его от случайного затаптывания.

Пройти по нему будет кое для кого актом вандализма. Словно выдернуть иглу из вены наркомана и безжалостно опустошить шприц в окно. Другими словами, Бэрроуз охранял его, пытаясь в то же время выглядеть нормально.

Как ожидающий автобус актёр, играющий по системе Страсберга, Бэрроуз глянул на часы и нахмурился; он был Хичкоком в телефонной будке. Следовало быть осторожным. Он не мог себе позволить быть увиденным за тем, что собирался сделать.

Постукивая ногой, Бэрроуз спокойно ждал, Вскоре, поток пешеходов прекратился: никто не шёл ни с одной стороны квартала.

О, Боже…

Затем Бэрроуз как фокусник извлёк из карманов своего костюма две карточки для записей. Он быстро присел, сгрёб карточками комок слизи, затем повернулся и быстро пошёл по тротуару обратно.

Бэрроуз шмыгнул за одну из высоких, кирпичных колонн здания суда. Там никого не было.

Слава тебе, Господи…

Затем он слизнул с карточки комок мокроты, обсосал его во рту, словно вкуснейшую сырую устрицу, и проглотил целиком.

Стоя там как парализованный, Бэрроуз закрыл глаза. Он почувствовал, как всё ещё тёплая слизь опускается ему в живот, а затем ощутил блаженство, близкое к тому, что ощущают наркоманы от первой дозы, после дня без наркоты.

Это и был кайф Бэрроуза - не кокаин, не героин, не секс, алкоголь или азартные игры.

Это была мокрота.

И, вследствие этого, - его участь; жуткое проклятие, поработившее б о льшую часть его сознательной жизни.

Бэрроуз был пожирателем плевков.

* * *

Он ничего не мог с собой поделать и никогда не понимал почему.

Каждый раз, соскрёбывая плевок и съедая его, он думал: Это так неправильно . Ещё более неправильным казалось то, что следовало за проглатыванием: невероятный сексуальный всплеск. Чаще всего, Бэрроуз мог сдерживаться до возвращения домой, но иногда - нет. Иногда он забирался в воняющий мочой переулок, или в заросли высоких кустов, чтобы бурно помастурбировать.

Вид плевка на улице зажигал в нём пламя оракула. Он практически уничтожал всё его благоразумие и всё, что могло называться нормальностью.

Бэрроуз должен был заполучить его.

Должен был его съесть.

Представьте человека, бредущего по пустыне. Он не пил воды несколько дней. И вдруг, на волоске от смерти, этот человек наталкивается на чистый, холодный, журчащий ручеёк.

Для Бэрроуза этим журчащим ручейком была мокрот а . Чем грязнее, тем лучше. Чем катастрофически отвратительней, тем более желанной. Предпочтительней всего - бездомные бродяги: люди, буквально гниющие на улицах, выхаркивающие из грязных и эмфизематозных лёгких комья дыхательных выделений. Виртуальные пробки заложенности. Порой слизь была красноватой от крови, изредка включала в себя кусочки раковой ткани лёгких. Иногда в ней были странные крупинки.