Кати Беяз - Мемуары Ведьмы. Книга вторая

— Мой бедный ребенок, я сделаю тебе лечебный отвар, это все дожди виной, — по-особому жалостливо протянула бабушка.

Меня раздражило слово «ребенок», потому как я себя более им не считала. Это было подобно оскорблению, объявлению моей некомпетентности, наряду с женщиной из сливового сада, которая бывала у колдуна каждую ночь. Но я не подала виду, ведь мне не стоило привлекать бабушкино внимание, которое я и без того уже привлекла своим затворничеством.

Я приняла от нее кружку горячего напитка с сильным запахом Брусники, который к моему большому удивлению, совершенно не кислил. Сделав глоток, меня сразу кинуло в жар воспоминаний, и я поняла, что отдала бы все, чтоб оказаться в объятиях столь полюбившегося мне мужчины. Закрыв на минуту глаза, я представила, что он обнимает меня, любуясь со мной вместе на этот бесконечный дождь. Вдруг мне захотелось узнать его запах, чтоб тот в любое время дня и ночи смог напомнить мне о нем, и я решила любой ценой сегодня ночь узнать его.

Наконец, небо начало темнеть. Я никогда еще не любила сумерки, как сейчас, и под предлогом недуга быстро запрыгнула в кровать. Поспешно обняв подушку, я слегка дотронулась до своей волшебной щепки. Щепки от двери на границе миров, той самой, что скрывает от меня любовь всей моей жизни.

Теперь уже я бежала по знакомому мне полю, не теряя ни минуты. Длинные густые колосья путались у меня в ногах, препятствуя бегу. Они словно пытались не пустить меня к колдовскому дому, предупреждая о чем-то. Протягивая руки, я уже касалась дверной ручки и, толкнув массивную дверь, взывала ее отвориться. Но она совсем не поддавалась мне. Отойдя назад, я решила, как и прежде, ворваться в этот дом сквозь витражное окно. Разбежавшись на веранде, я подскочила к нему и совершенно неожиданно поняла, что ударилась о невидимую стену.

«Как? Зачем? Почему?» — пронеслось в моей голове. Я совершенно была не готова к отказу!

Отойдя обратно на поле, я посмотрела в пустые окна дома, и моё сердце сжалось от тоски и обиды. Я была намного нужнее ему, чем эта надменная замужняя особа. Я любила его намного ярче и чище, чем она и чем кто-либо другой. Опустившись на землю и обняв свои ноги, я принялась просто наблюдать за домом, в ожидании хоть какой-то тени или малейшего движения.

Ничего не происходило, и лишь вдалеке эхом отзывалась одинокая сова. Как вдруг я услышала женский протяжный стон! Из глубины моего живота поднялся шар ярости и обиды. Он был не один и заперся там со своей любовницей. Все моё нутро бушевало, а к голове хлынула кровь и тихим звоном сдавила мне уши. Я была в безумстве, в обиде, но даже так сильно оскорбленная, я не имела сил сдвинуться с места и вернуться в свою кровать из этого запретного места. Через некоторое время этот ненавистный стон утих, и его сменил дьявольский смех.

Мужской смех уже знакомого мне голоса, который праздновал победу, издевательски набирал раскатистые обороты. Этот звук совершенно ошеломил меня, и я более всем своим воображением не могла представить, что же происходит в этом доме. Встав с земли и снова поднявшись на веранду, я приблизилась к цветным стеклам витражей в надежде различить хоть какие-то силуэты и их действия. Из дома послышались шаги, и кто-то высокий в длинном плаще промелькнул, заслонив свет камина. В мгновение ока тяжелая входная дверь распахнулась, и ко мне вышел колдун, полностью укрытый тяжелым черным плащом. Будто вовсе не замечая меня, он захлопнул дверь и широкими шагами направился в поле. Я, словно послушная собачонка, последовала за ним будучи уверенной, что он, как и прежде не видит меня. Я просто вела свою слежку, повторяя все его шаги, пытаясь сравняться с ним и взглянуть ему в лицо.

— Зачем ты пришла? Я тебя не звал, — вдруг раздался его мягкий бархатистый голос, от которого все моё тело покрылось «гусиной кожей».

— Я хотела тебя видеть, — совершенно по-подростковому, ответила я.

— Зачем? — напоминая мне мою бабушку, снова спросил он.

— Возможно, мы созданы друг для друга, и просто не могли найтись прежде, — как на духу открылась я.

— Кем созданы друг для друга?

Этот вопрос застал меня врасплох. Понятно, что начинать разговор про Бога с колдуном было б ошибкой, и я совершенно растерялась с ответом, выдерживая длинную паузу. Похоже, мой спутник понял это и продолжил диалог сам:

— Когда мастер лепит графин, он не придумывает ему пару.

— Но ведь когда мастер лепит кружку, он создает для нее одно единственное блюдце, идеально подходящее по размерам и форме. Только в этом блюдце чашка будет чувствовать себя идеальной и понимать, что оно создано специально для нее, — крайне удачно, на мой взгляд, ответила я.

— Ты ошибаешься, у людей все иначе. У меня не было пары, нет, и никогда не будет. Я одинок и счастлив сам в себе. Мне не нужны поддерживающие меня блюдца, шумные чайные ложки, и другие приспособления, яко бы выполненные специально для меня и моего удобства. Все, что мне нужно — это полный чайник, способный наполнить меня до краев горячей живительной силой, — отрезал он.

Его холодный тон нисколько не охладил меня, и почему-то напротив только разжег во мне искры любви. Я была абсолютно уверена, что он не прав и просто заблудился в своих эгоистичных мыслях. Лишь только я была готова взять его руку и прижаться к ней всем своим существом, передавая волны любви и ласки, как он каким-то непонятным образом оказался в метре от меня. Эта игра начинала раздражать и по-настоящему злить так же быстро, как только что накатившие секунду назад волны страсти. Мне захотелось вдруг поставить его на место и уколоть побольнее, задев хоть что-то в нем, что еще может быть хоть как-то задето. Не долгая думая я выпалила:

— Все-таки не зря наш род спалил твой дом дотла!

— Твой род не привнес в мою жизнь или смерть абсолютно ничего такого, чтоб я мог запомнить, — невероятно безэмоционально произнес он.

В следующую же секунду я вскипела, просто не выдержав больше такого безразличия к собственной персоне. Я должна была что-то для него значить, плохое или хорошее, не важно. Но он должен был меня как-то выделить в своем сознании из всей этой общей массы барышень, которыми он обладал при жизни и даже после нее.

— Мой род спалил твой дом и тебя вместе с ним, — так сильно начав, мой голос к концу дрогнул, осознавая всю грубость слов и низость мыслей.

— Я был бы никчемным магом, если б не знал свое будущее, — полный терпимости и снисхождения к моей выходке, произнес он.

— Но зачем-то же ты собираешь свой дом по кускам? Ты умер однажды, и хочешь возродиться снова! На самом деле ты живешь в могиле, и ты не молодой красавец, а двухсотлетний старик! — высказалась я как на духу, обнажив все свои немногие знания.