Роберт Блох - Рассказы. Том 4. Фатализм [Компиляция, сетевое издание]

Блестящие серебряные тела покоились на гусеницах, перемещались между спускающимися рычагами, которые крутили и затягивали болты, сбрасывали дополнительные накладки на движущиеся формы.

Глаза Шелдона блуждали по интерьеру с ужасным пониманием. Машины работали, производя себе подобных! Вот оно! Наконец-то они нашли способ выжить. Жизненная сила, разум, стоящий за их оживлением, нашел способ. А вот и производственная линия, выпускающая машин-слуг — роботов.

Ни рук, ни ног, ни шеи. Ни головы, ни лица. Что нужно машине с человеческими конечностями или особенностями? Большой круглый купол сверху, с выступающей мордой — масляный инжектор. Ниже две пары вращающихся клещей на экстензорах.

Клещи для того чтобы брать, затягивать болты, устанавливать заклепки, поднимать и опускать. Круглое бочкообразное тело, с механизмом защищенным стальной плакировкой. А внизу шестеренки-гусеницы трактора, и еще один комплект клещей — для лазания. Просто. Эффективно. Практично. Существо без человеческого тела, сердца, или мозга. Вот каким был слуга будущего. Шелдон уставился на него и тут же вспомнил. Голоса Крейна, Эйвери и Пидмонта эхом отдавались в его ушах.

Теперь эти машины были готовы к тому, чтобы выйти и воскресить ржавое, пустое, сломанное. Их армия была готова отправиться в мир, чтобы восстановить машинную империю.

Армия для механической цивилизации. В груди Шелдона поднялся бессмысленный гнев. Его сознание, его жизненная сила восставали против этой холодной, безличной мечты о будущем — мире без смеха и без слез, без любви и совести, без цели и идеала.

Он должен как-то остановить это. Но как? И тут он вспомнил. Это был завод боеприпасов — значит, где-то должен быть динамит.

Если бы он мог добраться до него и вернуться — Шелдон спустился по лестнице очень тихо и очень осторожно. Он должен поторопиться. Какая удача явиться в тот самый момент, когда новые творения были завершены! Возможно, если бы он успел — он бы нашел то, что искал.

Нитроглицерин. Тяжелые бочонки. Одного было бы достаточно — и это было все, что он мог поднять по лестнице.

Хрипя от напряжения, он схватил бочонок и начал подниматься по железным перекладинам, перебирая руками. Он торопился. Он достиг верхней части окна, заглянул в него. Его руки поддерживали тяжелый бочонок. Потом он услышал снизу скрежет. Широко раскрыв глаза от ужаса, Шелдон увидел, как появилось механическое существо. Робот катился по двору, быстрый и блестящий, его гусеницы вращались, когда он достиг основания лестницы. Нижние зажимы выстрелили. Робот начал подниматься.

Шелдон тоже поднялся. Сделав это, он вдруг заметил, что весь шум внутри магазина прекратился. Зловещая тишина опустилась, как тяжелое облако. Очередь перестала двигаться, как будто машины ждали. Он полез наверх. Через плечо он увидел преследующего его робота, поднимающегося по железным ступенькам. Шелдон ахнул. Он должен успеть!

И тут он увидел это. Над ним, выглядывая из-за края заводской крыши, поблескивала в косых лучах солнца круглая голова, и ужасное сопло маслопитателя опускалось вниз, как морда. Хищный, похожий на зверя, он присел и вытянул свои острые клешни. Теперь они его поймают. Нет возможности повернуть. Один робот сверху и другой снизу. А на фабрике мигали домны, визжали истерическим ликованием сверла, и стучали в нечеловеческом веселье поршни.

Миллионы потоков сознания сошлись в бушующем водопаде в мозгу Шелдона. Человек построил машины — машины уничтожили человека — и деньги не смогли спасти его; власть прессы тоже не могла спасти его; не спасло его и оружие; и любовь тоже — ибо сама власть, которой управлял человек, обернулась против него. Эпоха человека закончилась, и машины будут править миром, потому что не было никакого средства против них.

Не было?

Было! Последняя жизнь на Земле. Это было единственное оружие, которое было у человека. И если он не сможет выжить, то погибнет единственным известным ему способом — как хозяин земли, а не раб машин. Это заняло секунду, но клешни внизу уже были вытянуты, как и клешни наверху. Затем Шелдон повернулся к лестнице. Он прижал бочонок к груди, посмотрел вниз и ухмыльнулся. И прыгнул. Шелдон так и не услышал взрыва. Его последняя сознательная мысль — последняя сознательная мысль человеческого мозга на Земле — была о том, как его тело переворачивается снова и снова. Вращаясь снова и снова, как снова и снова крутится Земля среди звезд — словно крошечный винтик в огромном механизме безграничного космоса.

Я надеюсь, что никто никогда не прочтет это. Потому что, если кто-нибудь это сделает, это будет означать лишь одно, что кто-то еще прибыл сюда. И если они придут, значит их поймают, как поймали нас.

Просто чтобы не рисковать, я не буду указывать даты. Я не буду указывать название нашей экспедиции. Никаких подсказок.

Просто предупреждение.

Да, я напишу это как предупреждение. Напишу сейчас, пока еще могу.

Мы приземлились вчера на этот проклятый астероид. Нас было четверо — капитан Джейсон Штурм; маленький Бенсон, инженер и штурман; Хекер, наш биолог. А я сам — радист, помощник штурмана, мастер на все руки.

Не хочу акцентировать внимание на нашем путешествии. Оно не было приятным. Упакованные как сардины в жестяном корабле, несущемся в космосе. Мы были готовы приземлиться даже на комету, чтобы почувствовать твердую почву под ногами.

Карты капитана Штурма демонстрировали прекрасный творческий подход, и будь я проклят ничего больше. Почему он выбрал именно это направление, я никогда не узнаю. Забытый Богом маленький астероид, как мне показалось, — и он определенно был таким. Но мы были в восторге, когда стали спускаться вниз. Показания Бенсона по анализу атмосферного давления, плотности и компонентов показали, что мы можем свободно выйти наружу без использования наших вакуумных костюмов. Влажный воздух и достаточно кислорода. Температура выше восьмидесяти.

Когда мы приземлились, Бенсон выглянул через технологическое стекло наружу.

— Боже, — пробормотал он. — Какое место!

Я не мог бы сказать лучше в любом случае.

Прищурившись, я рассматривал поверхность этой миниатюрной земли. В свое время я немного выпивал. И видел розовых слонов. Но это был первый раз, когда я увидел зеленый кошмар.

Вот что это было за место — зеленый кошмар.

Ничего кроме леса насколько мог видеть глаз — пышного тропического зеленого леса. Болотные растения поднимались из грязи, которая была не коричневой, а незрело-зеленой. А среди скрученных растительных щупалец плыл туман. Жидкие облака клубящегося, зеленоватого пара.