А. Морлен - Финт хвостом

Это было так странно – видеть Элис первый раз вне квартиры и после рабочего дня. Наверное, как раз поэтому решение возникло из воздуха прямо перед нами.

Сейчас трудно сказать, как мы пришли к такому решению, но внезапно мы обнаружили, что ведем мотоцикл вниз по улице к «Бенгальскому улану» – заведению, которое в районе Кентиш Таун смело выдает себя за приличный ресторан. Я смущенно постоял в стороне, пока Элис снимала кожаный костюм, под которым оказались джинсы и зеленая, под цвет ее глаз, футболка. Она убрала костюм в багажный кофр мотоцикла, провела рукой по волосам и направилась к двери, бросив:

– Сойдет для сельской местности.

Я двинулся следом за ней, припомнив стандартные полтора часа, необходимые Нэнси, чтобы привести себя в порядок.

Мы никуда не торопились, заказали обед из четырех перемен и в результате объелись как поросята. Я даже не вспомню сейчас, о чем мы говорили, но мы болтали о самых разных вещах помимо компьютеров и графического дизайна. Мы выпили бутылку вина, полтонны кофе и выкурили почти целую пачку сигарет. Потом я опять стоял в стороне, чувствуя себя уже гораздо свободнее, пока она надевала свою кожаную униформу. Она помахала на прощанье, я минуту смотрел ей вслед, потом повернулся и пошел домой.

Это был приятный вечер – и это была большая ошибка. В следующий раз я попросил курьерскую службу прислать именно Элис. Это казалось совершенно естественным. Большую часть заказов мне стала привозить именно Элис – куда больше, чем можно было объяснить простым совпадением.

Если бы не этот обед, может, ничего бы и не случилось. Мы ничего не сказали друг другу, не обменялись каким-то особенным взглядом. Я никак не отметил этот день в календаре.

Но мы постепенно влюблялись друг в друга.

На следующий вечер мы с Нэнси первый раз за долгое время поругались. Обычно мы редко спорили, она была слишком хорошим менеджером для этого.

Ссора была короткая и очень странная. Было уже поздно, я сидел в гостиной, вяло пытаясь заставить себя включить телевизор. Я слишком устал, чтобы читать, и телевизор предоставлял хоть какую-то возможность расслабиться. До этого я слушал музыку, и сейчас сидел, завороженно глядя на миганье красных и зеленых индикаторов на дисплее проигрывателя. Нэнси работала за кухонным столом. Свет лампы выхватывал из темноты разложенные перед ней бумаги.

Внезапно она вскочила, прошла в гостиную и в ярости закричала что-то несвязное. Я невольно привстал в полном шоке, пытаясь понять, что такое она кричит. Уже позднее я понял, что в ту минуту наполовину спал и злобный голос, заполнивший комнату, сильно напугал меня.

Она кричала, что я завел кошку, что она видела эту кошку под столом в кухне, нечего оправдываться, кошка все еще там, и я должен немедленно пойти и выкинуть кошку на улицу. Как я мог так поступить, зная, что она терпеть не может кошек, как я мог завести кошку, не спросив ее, и вообще, это лишнее доказательство моего эгоизма и мерзкого характера.

Мне понадобилась пара минут, чтобы все это понять и начать оправдываться. Я был в таком шоке, что даже не рассердился. В конце концов я вместе с Нэнси пошел на кухню и заглянул по стол. К тому времени мне стало немного жутковато. Мы обыскали весь дом, коридоры, ванную, спальню – разумеется, никакой кошки в доме не было.

Я усадил Нэнси на диван в гостиной и принес нам по чашке горячего чая. Приступ злости прошел, но ее всю трясло. Я попробовал поговорить с ней, выяснить, что на самом деле ее напугало, что вызвало настолько преувеличенную реакцию. Я не был уверен, что Нэнси сама понимала, что с ней вдруг случилось. «Кошка», скорее всего, была просто брошенным ботинком, или даже ее собственной ногой – в почти полной темноте и не такое покажется. Мои родители всегда держали кошек, и, уехав от них, я частенько сам ошибался в таких случаях, думая, что по привычке увидел кошку.

Мои объяснения не слишком убедили Нэнси, но она немного успокоилась. Она казалась такой робкой и тихой, мне всегда стоило труда соотнести этот образ с той решительной Корпоративной Сотрудницей, которой она была большую часть своего времени. Я прибавил огонь в электрическом камине, мы сели перед ним и долго разговаривали. Говорили даже о ее булимии, о которой никто, кроме меня, не знал. Я никогда не понимал, в чем причина этого расстройства. Видимо, отчасти, в невозможности контролировать свою жизнь и мир вокруг. Но более глубокое понимание мне было недоступно. Я ничего не мог сделать, кроме как выслушать ее, но даже это было лучше, чем ничего.

Чуть позже мы отправились в постель и осторожно, нежно любили друг друга. Она расслабилась и заснула, все еще в моих объятиях, и я первый раз поймал себя на том, что чувствую что-то вроде жалости к ней.

Примерно через неделю мы с Элис снова обедали вместе, только на этот раз уже не случайно и дальше от дома. Во второй половине дня у меня была деловая встреча в городе, а Элис по работе оказалась в том же районе. Я сказал Нэнси, что, возможно, придется пообедать с заказчиком, но она не обратила на мои слова никакого внимание, озабоченная очередным конфликтом в офисе, близящимся к развязке.

Со времени предыдущего обеда прошло уже несколько недель, но я не чувствовал никакой неловкости из-за встречи с Элис, видимо потому, что все это время мы много раз говорили друг с другом. Каждый раз, когда она привозила мне заказ, она задерживалась на пару чашек кофе – вместо одной – и даже как-то позвонила мне, чтобы спросить что-то о компьютерах. Сказала, что подумывает купить себе компьютер, хотя я и не понимал, зачем он ей.

Тем не менее, я отдавал себе отчет в том, что я делаю: обедаю с другой женщиной, более того, предвкушаю нашу встречу. Мои чувства и действия приобретали особое значение, когда я говорил с ней, поскольку они принадлежали кому-то, достойному внимания. Какая-то часть меня ощущала, что этот факт важнее, чем несколько сомнительное обращение с правдой. Но, если честно, я старался вообще об этом не думать.

Когда я вернулся домой, Нэнси сидела и читала в гостиной.

– Как прошла твоя встреча? – спросила она.

– Отлично, совершенно отлично.

– Замечательно, – сказала она и вернулась к своему журналу. Можно было бы попробовать поговорить о чем-то, но я знал, что мой голос будет звучать неестественно и напряженно. В результате я отправился в спальню и свернулся калачиком на кровати, не в силах уснуть.

Я почувствовал, что начинаю засыпать, как вдруг прямо над моих ухом раздался низкий голос:

– Убирайся, – сказал голос. – Убирайся отсюда.

Я открыл глаза. Сам не знаю, что я ожидал увидеть: наверное, лицо склонившейся надо мной Нэнси. Но рядом никого не было. Я чуть расслабился, готовый поверить, что все это мне приснилось, как вдруг я снова услышал ее низкий голос, повторяющий те же слова.