Лорет Уайт - Колыбельная для моей девочки [litres]

– Я знаю доктора Шеллинг, она часто читает лекции для сотрудников полиции. Мне удалось послушать о том, что насекомые делают с трупами…

– А теперь она поставила задачу побольше узнать о скорости разложения тел в морской воде. Это вот подводный аналог «фермы трупов» [4]. Мы, конечно, не можем положить в клетку человеческие тела, поэтому используем свежую, прямо от мясника, свинину, чтобы скорость разложения примерно соответствовала человеческой плоти. Тафономические паттерны в воде изучены гораздо меньше, чем в воздушной среде, и зависят от множества составляющих.

– Так это у вас трансляция оттуда, – Энджи кивнула на залив за окном, где в воду уходила целая система мостков. В конце самого длинного настила был сооружен маленький домик, который хлестали ветер и дождь.

– Совершенно верно. Университет Саймона Фрейзера на материке, но у Карен есть возможность дистанционно управлять подводными съемочными камерами из любой точки мира. Вообще все желающие могут подключиться к проекту через Интернет и наблюдать в режиме реального времени…

Энджи содрогнулась, глядя, как осьминог поедает мертвую свинью, надежно запертую в клетке под водой. Ей вспомнилась маленькая детская кроссовка в новостях, и Энджи представила, как на дне лежит ребенок, и его обгладывают морские вши, крабы, осьминоги, рыбы… Внутри у нее все застыло. С трудом кашлянув, Паллорино сказала:

– Мне, пожалуй, пора. Простите за краткость визита, но у меня сейчас фиксированный график.

Взгляд Андерса скользнул по ее форме.

– Понимаю, – он потянулся через стол и нажал кнопку интеркома: – Марианна, принеси офицеру Паллорино наш контракт на подпись и проводи в лабораторию для взятия соскоба и образца крови.

– Иду, – ответил женский голос.

Джейкоб Андерс отпустил кнопку и спросил Энджи:

– Когда вы узнали, что вы и есть ребенок из «ангельской колыбели»?

– Несколько недель назад.

Взгляд Андерса сразу стал острым и каким-то иным, словно его мнение о ней изменилось. Энджи с тягостным чувством подумала – небось сразу полезет в «Гугл», едва она выйдет из кабинета.

– Когда можно надеяться на первые результаты?

– Я могу ускорить работу, если дело срочное, но все будет зависеть от того, как были упакованы и хранились вещественные доказательства. ДНК – штука очень прочная, в нескольких футах под землей она может сохраняться тысячи лет, а во льду так и даже сотни тысяч лет, однако тепло, солнечный свет, вода и доступ кислорода ее разрушают. Чем сильнее повреждена ДНК, тем сложнее и дольше работа экспертов. Иногда работать попросту не с чем… Я позвоню, как только станет ясно, сколько времени займут анализы.

– Справедливо.

В дверь постучали, и вошла давешняя лаборантка с фиолетовыми волосами, держа в руке тоненькую папку. Энджи поднялась с кресла.

– Еще раз спасибо, доктор Андерс, за…

– Для вас Джейкоб, – поправил он с улыбкой, выезжая из-за стола, и протянул руку. Пожимая ее, Энджи вновь ощутила особенное сочетание хрупкости и силы. – Рад был познакомиться, – улыбка доктора стала шире, обнажив клыки. От этой улыбки оживились светло-серые, как у волка, глаза – хитрые, пристальные и внимательные.

Возвращаясь в управление, Мэддокс коротко передал Хольгерсену разговор с Софией Тарасовой. Хольгерсен слушал, шурша оберткой никотиновой жвачки и извлекая из прозрачного плена пухлый квадратик. Отправив наконец жвачку в рот, он сказал:

– Владивосток, значит? Слушайте, босс, я точно не могу здесь курнуть?

– Да когда ж ты перестанешь спрашивать?!

Хольгерсен улыбнулся, зажав зеленый комок между зубами:

– Как только это перестанет вас раздражать.

– А что тебе известно о Владивостоке?

– Ну, это около восьмидесяти кэмэ к северу от границы с Северной Кореей, хаб подержанных японских тачек и камчатского краба браконьерского вылова, который через Южную Корею и Китай попадает на американский рынок.

Мэддокс ошалело уставился на Хольгерсена.

– Иисусе, ну, вы как Паллорино, думаете, я ничего не знаю! А я знаю! У меня есть интересы.

Мэддокс сверлил напарника взглядом еще секунду, прежде чем снова стал смотреть на мокрую дорогу.

– Продолжай.

– А еще я просек, что за татуху описывает Тарасова. Голубой краб – символ русской крабовой мафии.

– Откуда у тебя такие сведения?

– Да это все знают!

– Я, например, не знал.

Хольгерсен пожал плечами:

– Ну значит, все, кто живет от моря или инвестирует в морской промысел. Рыбаки все знают – мои родаки, например, в курсе. У меня оба прадеда воевали вместе с русскими в Сопротивлении во Вторую мировую, когда «кислокапустники» оккупировали север Норвегии. Понимаете? – Хольгерсен показал руками чашечные весы: – Морепродукты, мафия, русские. Я вам говорю, у меня есть интересы – например, история.

Мэддокс снова покосился на Хольгерсена:

– Значит, прадед у тебя норвежец?

– Ага.

– Тогда понятно, почему ты Кьель Хольгерсен.

– Ага, – Хольгерсен отвернулся к мокрому окну, перебирая пальцами по костлявому колену. – У меня все прямиком из Норвегии. В Канаду подались, когда бабушка умерла, – к родне в бывшей рыбацкой общине севернее Белла-Беллы, у границы с Аляской. Хотели все начать сначала. Я мальцом деда еще застал. Он нам рассказывал о русских, которые живут рядом с Лапландией. С тех пор я интересуюсь рыбным промыслом и русскими.

– А кому это «нам»?

– Что?

– Ты сказал, дед «вам» рассказывал. Кому – вам?

– А, мне и отцу моему, – быстро сказал Хольгерсен. – Мама не слушала.

По еле заметно изменившемуся голосу Хольгерсена и языку тела Мэддокс догадался – напарник нечаянно проговорился и старается это скрыть. В детективе проснулось любопытство: если понять мотив, поймешь и человека.

– Значит, ты у нас родом из Белла-Беллы? – уточнил он.

Хольгерсен опустил стекло – в машину ворвался порыв холодного ветра, – выплюнул жвачку и закрыл окно. Отвлекающий маневр.

– Да, так вот, Владивосток, – продолжил он как ни в чем не бывало. – Приехать туда и вякнуть о незаконном вылове краба – все равно что в Колумбии спросить о кокаине: тебе отрубят голову, закидают дом гранатами или пристрелят в переулке. В городской гавани туча брошенных и пиратских судов – это так называемая серая коммерция. Разрешения липовые, но у русских чиновники смотрят на это сквозь пальцы за хорошую водку и пару шлюх. Но существует еще и черный флот, и вот тут-то настоящее шапито: команда на судне может быть откуда угодно – из Индонезии, Китая, России, Судана, а порт приписки где-нибудь в Камбодже или Сомали. А главная фишка в том, что и «серые», и «черные» бороздят моря примерно одними и теми же маршрутами. Живого краба, без разрешения выловленного в Японском море, переваливают на легальный траулер, который тут же отправляется в Южную Корею…