Лорен Кейт - Непрощенный [litres]

– Но они моего размера, – запротестовала вторая женщина. У нее были светлые дреды и серая майка, доходящая до половины торса. Лилит видела ее ребра. – У тебя даже большой палец в них не влезет.

Лилит взглянула на свои собственные разваливающиеся армейские ботинки, со шнурками, которые ей приходилось завязывать узелком, когда они рвались. Она представила, если бы у нее даже их не было.

– Возможно, нам стоит уехать, – сказал Жан. Он был как на иголках. – Можем поговорить с Кэмом завтра в школе.

– Вон там, – сказала Лилит, показывая вперед на парня с сумкой через плечо, выходящего из темно-зеленой палатки.

Кэм остановился на мгновение и посмотрел на небо, словно мог прочитать то, что другие не могли.

На этом фоне в затухающем свете сумерек Кэм казался кем-то совершенно другим. Он выглядел старше, более усталым. Он всегда таким был? Ей стало его жалко. Она гадала, как сильно Кэм должен был притворяться, чтобы выглядеть в школе таким уверенным и таинственным.

Это действительно был его дом? Лилит не знала, что люди жили вот так в Кроссроудс. Она представить не могла, что кто-то живет хуже, чем ее семья.

Кэм шел к ним, но пока их не заметил. Лилит потянула за рукава Жана и Луиса, чтобы они ушли из поля зрения.

Кэм кивнул, проходя мимо двух мужчин постарше. Один из них поднял кулак, приветствуя Кэма брофистом.

– Привет, брат.

– Как ты, Август? – услышала она слова Кэма.

– Не могу жаловаться. Только зубы болят.

– Я болею за тебя, – сказал Кэм с улыбкой. Он положил руку на плечо парня и посмотрел ему прямо в глаза. Мужчина, казалось, расслабился, прикованный к месту взглядом Кэма.

Лилит тоже словно приковало к месту. У людей здесь был голодный нервный взгляд. Но не у Кэма. Из-под своего изнеможения он как будто излучал спокойствие, которое словно говорило, что ничего в этом месте не может задеть его. Возможно, ничего в этом мире не могло его задеть.

Это была одна из самых красивых вещей, увиденных Лилит. Она тоже хотела быть такой: в мире с собой, самостоятельной, свободной.

– Мне начинает казаться, что он здесь живет, – заметил Жан.

– Если это можно назвать жизнью, – сказал Люк и направился к Кэму. – Ему не нужно находиться здесь. У нас есть две пустые спальни в моем доме. Я уверен, мои родители разрешат ему пожить.

– Подожди. – Лилит удержала его. – Он может смутиться, что мы выследили его до этого места.

Лилит знала, что это смутило бы ее, если бы она оказалась на месте Кэма.

– Давайте поговорим с ним завтра.

Она смотрела, как Кэм направился к горящему мусорному ведру, где отец готовил два хот-дога на металлической решетке для четырех маленьких детей. Он разрезал каждый хот-дог на две части и перевернул их на гриле, но, когда Кэм остановился перед ним, мужчина принялся нарезать один из хот-догов на большее количество кусочков.

– Голоден? – спросил он и предложил Кэму четверть хот-дога.

– Нет, – сказал Кэм. – Спасибо. Вообще-то… – Он полез в сумку и вытащил что-то, упакованное в фольгу. – Вам это нужнее, ребята.

Мужчина развернул фольгу и обнаружил огромный сэндвич с ростбифом. Он моргнул, глянув на Кэма, и откусил большой кусок, а остальное разделил между детьми. Пока те ели, мужчина обнял Кэма в благодарность.

Когда они закончили есть, самый старший из мальчиков – примерно возраста Брюса – протянул побитого вида гитару. Кэм взлохматил его волосы, а затем сел среди них. Он постарался настроить ее, но Лилит слышала, что это безнадежно. Две струны были порваны. И все же Кэм не сдавался, и вскоре гитара зазвучала немного лучше, чем раньше.

– Есть пожелания? – спросил он.

– Колыбельную, – попросил младший мальчик, зевнув.

Кэм раздумывал мгновение.

– Эту я узнал от талантливого музыканта, – сказал он, – по имени Лилит.

Когда Кэм сыграл первые аккорды «Изгоя», Лилит глубоко вздохнула. Кэм исполнял ее песню красиво, медленно, с сильными эмоциями, привнося глубину, которую она раньше не считала возможной. Он спел дважды. Когда он закончил, дети в группе уже засыпали. Позади них отец тихо поаплодировал Кэму.

– Вау, – прошептал Жан.

– Ага, – сказала Лилит. Ее трясло, подступали слезы. Все это ее так тронуло, что она больше ничего произнести не могла.

– Нам стоит уйти, – заметил Луис.

Несколько часов назад Лилит была уверена, что списала Кэма со счетов в последний раз. Теперь она шла за друзьями к машине Жана, ощущая головокружение, словно мир вокруг нее двигался с каждым шагом.

Она была уверена лишь в том, что сильно ошибалась в Кэме.

Кэм

Шесть дней

Кэм проснулся в зеленой палатке на Доббз-стрит с затекшей спиной и бродячей собакой у его ног. Он спал здесь несколько раз после приезда в Кроссроудс. Здесь было не так одиноко, как на крыше спортивного зала Трамбулла.

Он столкнул собаку и выглянул на улицу, в бледный розовый рассвет. Здесь утро начиналось рано. Все проголодались и изнемогли после трудной ночи. Бесплатная столовая открывалась в семь, и Кэм вызвался работать на смене завтрака перед школой.

Он брел вдоль улицы, проходя мимо семей, готовящихся начать день, расстегивающих палатки, потягивающихся, качающих непоседливых ребятишек. Добравшись до заброшенного офисного здания, переоборудованного под бесплатную столовую, он толкнул и открыл стеклянные двери.

– Доброе утро, – поприветствовал его худощавый пожилой мужчина по имени Джекс. – Можешь начинать вон там.

Он кивнул в сторону покрытого вмятинами стального кухонного стола, на котором стояла огромная коробка «Бисквика» возле миски для смешивания.

Не очень-то долгий разговор – это устраивало Кэма. Он добавил молока и яиц и начал смешивать тесто для блинов, зная, что парни Бэллард, любившие его музыку, будут первыми в очереди. Половина хот-дога и несколько кусочков сэндвича – неважный ужин для растущего ребенка. За короткое время Кэму стали дороги семьи, жившие на Доббз-стрит. Он полюбил смертные жизни, и не только Лилит. Люди его завораживали. Все эти маленькие огоньки, зажигающиеся и гаснущие.

– Ты в порядке, Кэм? – спросил Джекс, стоя у кухонной плиты, где он жарил кусочки ветчины. – Плохо выглядишь.

Кэм поставил миску с тестом для блинов и подошел к затемненному окну, чтобы глянуть на свое отражение. Его зеленые глаза впали в темно-фиолетовые глазницы. С каких пор у него ввалившиеся щеки? И теперь даже его руки казались древними, в пятнах и морщинах.

– Я в порядке, – сказал он, но его голос дрогнул. Он выглядел и чувствовал себя ужасно.

– Позавтракай перед школой, – доброжелательно сказал Джекс, похлопывая Кэма по спине. Как будто тарелка с блинами заставит все проблемы, устроенные ему дьяволом, исчезнуть.