Бентли Литтл - Боги Лавкрафта [сборник litres]

– Но ты же собираешься вернуться после каникул, так? – спросил он. – Насколько я знаю, твое финансирование простирается до конца семестра. Ты достаточно часто рассказывала нам об этом. Мы еще можем совершить прорыв, который обеспечит тебе оплату до завершения образования.

– Я не сдаюсь, Джереми, – ответила я, вталкивая чемодан на заднее сиденье. – Я, как и все, хочу завершить свой проект. Однако, кроме этого, я еще хочу мыслить реально. И если реальный подход требует, чтобы я избавилась от некоторых, не часто нужных мне вещей, я намереваюсь следовать ему. Так что, прости.

– Ну, ладно, – проворчал он с явным неудовольствием. – Просто… Я действительно хочу, чтобы ты завершила свою работу, и ничего более. Ты наделена блестящим научным умом. И ты не должна гнить заживо в каком-то приморском городишке только потому, что у твоих родных не хватает денег, чтобы держать тебя там, где тебе положено быть.

Я давно уже научилась воспринимать наскоки на свое семейство как жалкую попытку сделать мне комплимент. Я не была такой, как все остальные девчонки из приморских городков, деревенщиной, какой ожидали увидеть меня однокашники, и потому они засыпали меня похвалами всякий раз, когда я преодолевала свои недостатки. Это было оскорбительно. Это было оскорбительно и жестоко, и долгое время только этого хватало для того, чтобы не позволять моим чувствам препятствовать течению моей работы. Однако они имели это в виду – все это – в самом благопристойном, наименее оскорбительном из возможных вариантов.

Мы так горды тобой за то, что ты лучше людей, которые родили тебя, вырастили и любили в мере, достаточной для того, чтобы послать тебя в мир, хотя они вполне могли бы оставить тебя дома – ради твоего собственного же блага.

Мы так восхищены тем, что ты сумела вырасти обладательницей внимательного ума, а также способной завязывать шнурки на собственных ботинках, учитывая все трудности, которые тебе пришлось превзойти.

Мы настолько потрясены тем, что ты научилась правильно говорить и одеваться, ибо тебе положено быть пустоголовой полураздетой пещерной девицей.

Я улыбнулась Джереми, показав ему свои природные, чуть неровные зубы. Уже несколько недель они чуть наклонялись, и каждый раз, выходя из дома, я немного вправляла их на прежнее место. Все признаки были на месте – для тех, кто умеет замечать их; для тех, кто не списал их в разряд преданий и сказок, которые лучше забыть, а еще лучше – оставить приморской деревенщине.

– Обещаю тебе, что не слиняю, куда бы меня ни занесло, – сказала я. – А ты собрался и уже готов ехать?

– Только тебя и жду.

– Тогда поехали. Я хочу оказаться там раньше всех остальных; последнее, что нам нужно, – так это искать их в городе, потому что им надоело ждать.

Джереми расхохотался. Во все горло, как будто ничего более смешного от меня не слышал. Ненависть вскипела в моей груди, на удивление жгучая, если учесть, сколько времени я потратила на борьбу с ней, на попытки смирить ее.

– Ну, едва ли они смогут заблудиться среди пары домов, – проговорил он.

Я пожала плечами, ощущая плавное движение мышц под кожей. Время мое кончалось. Однако вскоре все время в мире окажется в моем распоряжении. В этом не было противоречия. Разве что если смотреть на проблему извне.

А мне оставалось смотреть на нее извне очень недолго.

– Ты удивишься, – проговорила я. – Иннсмут умеет незаметно подкрадываться к гостям.

Было такое время, когда Иннсмут являлся городком уединенным, малоизвестным, даже запретным, отгороженным от не знающих устали, завидущих рук и глаз людей очертаниями нашей земли, охватившей наши пещеры и бухты заботливой родительской рукой, защищая и укрывая нас. Однако города росли, и дороги грибницей распространялись во все стороны, выискивая наиболее слабые места. Они охватили весь Массачусетс, соединяя его с континентом и вливая в него одновременно отраву. Мои родители любили вспоминать времена, когда путь от «цивилизации» до нашей двери был не близок.

Сейчас Джереми потратил на дорогу девяносто минут. Можно было бы управиться и за час, если бы не движение. Из Бостона всегда кто-то едет, город этот привлекает автомобили, как пролитое варенье муравьев.

– Так ты именно поэтому никогда не ездила навещать своих родных? – поинтересовался он, когда нас в пятый раз подрезала очередная задница в «Лексусе».

– Это была одна из причин, – согласилась я, стараясь изгладить из голоса приятные мечты об убийстве. После правильной последовательности надрезов зад в «Лексусе» раскрылся бы, словно цветок небывалой красы. Впрочем, самое прекрасное заключалось в том, что тип этот навсегда лишился бы возможности подрезать кого бы то ни было на шоссе. У прекрасного есть более выгодные перспективы, чем сидеть за баранкой.

А потом дорога в последний раз повернула, и перед нами во всей своей сапфировой красе развернулась Атлантика, вытеснив мысли об убийстве из моей головы. Я не могла больше думать ни о чем, кроме моря, ибо оно, прекрасное само по себе, не нуждалось ни в ножах, ни в кровопролитиях.

– Вау, – выдохнул Джереми, и я впервые полностью согласилась с ним в отношении предмета, не помеченного отравленным поцелуем его великой богини Науки.

Мы катили в Иннсмут по извилистой дороге, не прекращая играть в прятки с берегом. Взгляду нашему то и дело мешали рощи деревьев, не позволявшие видеть, как волны разбиваются о скалы. Многие из этих деревьев посадили мои предки, планировавшие этот участок дороги столь же старательно, как мы с Джереми придумывали лабиринты, предназначенные для того, чтобы мыши имели свои развлечения и были счастливы. Люди бывают счастливы, когда могут видеть море – только не в натуральную величину. Увидев же больше, они начинают понимать, a когда поймут…

Существуют такие реальности, для понимания которых человеческий разум не предназначен, такие давления, которых он не может выдерживать. Знание подобно морю. Нырни слишком глубоко, и оно своей сокрушительной тяжестью раздавит тебя.

– Вау, – снова промолвил Джереми, когда дорога выровнялась и мы въехали в город, мимо старомодных домов и чугунных уличных фонарей, украшавших каждый угол. Мы словно въезжали в прошлое, в век, скончавшийся сотню лет назад и погребенный тогда же. Теперь он уже не скрывал удивления, вертясь на своем месте, чтобы заглянуть в витрины магазинов и получше рассмотреть элегантные архитектурные детали. – А ты уверена в том, что люди действительно живут здесь? Это, случайно, не подобие Диснейленда, устроенное ради туристов?

– Добро пожаловать в Иннсмут, – возвестила я. – Основанный в 1612 году поселенцами, желавшими обрести мирный уголок, где они могли бы жить в мире и покое и воспитывать своих детей, следуя собственным традициям, не опасаясь внешних влияний. В отличие от многих соседних прибрежных городков, здесь никогда не было повторного заселения. Мы живем и работаем на этом берегу четыре сотни лет.