Бентли Литтл - Боги Лавкрафта [сборник litres]

Мы настолько удалились от точки невозврата, что ее уже не было видать даже в самый ясный день.

Представители властей побывали в доме несколько недель назад. Я укрылась наверху, пока они на кухне разговаривали с сестрой, расспрашивая ее о том, не заметила ли она чего-нибудь плохого с машиной, когда я вместе с друзьями выехала обратно в Бостон. Она все качала головой и вполне убедительно рыдала, расспрашивая их о том, мертва ли я или просто пропала без вести. Ну а потом, как бы невзначай добавила, что мы планировали прокатиться вдоль побережья, прежде чем направляться обратно в университет.

Сюжет о том, как наши автомобили извлекали из вод Атлантики, показали по всем новостным программам через два дня. Тела, естественно, найдены не были, однако кровь присутствовала, и стекла машин оказались разбиты. По изображениям на экране без всякого труда можно было заключить, что течения вырвали наши тела из машин и унесли в неведомые бездны, откуда возврата нет.

Это утверждение, во всяком случае отчасти, оспаривать не приходилось. Никому из моих подопытных экземпляров более не суждено было показываться в мире людей, что же касается меня самой… Время моего пребывания за пределами Иннсмута подошло к концу. Я останусь здесь, пока не настанет пора моего собственного возвращения, и тогда с радостью погружусь в глубины и абиссопелагиальную тьму под Чертовым рифом, где буду парить и грезить вместе с Дагоном, пока ложные идолы и служение Науке не отпадут от меня – как более не нужные, как совершенно излишние.

Сестра серьезными глазами посмотрела на меня.

– И все-таки ты считаешь, что у тебя получится?

– Не знаю. – Я посмотрела на лежавшие на моей ладони зубы. – Честно тебе говорю.

Они провели взаперти в своих комнатах почти месяц, когда Джереми удивил меня. Я отперла дверь, широко распахнула ее и заметила, что постель его пуста, а окно настежь открыто. На какой-то момент я застыла, пытаясь осознать увиденное. Миска с его завтраком выпала из моих внезапно онемевших пальцев.

– Джереми? – выдохнула я. А потом рванулась к постели и откинула одеяло, словно бы он мог укрыться между ним и простыней. – Джереми!

Я так и не услышала, как он зашел мне за спину. Я находилась в полнейшем недоумении, когда кресло ударило меня по спине, бросив вперед. Он ударил меня второй раз, уже сильнее, потом повернулся и бросился наутек по коридору.

Люди – крепкая и гибкая, пусть и смертная субстанция. Даже не закончив превращение, оставаясь, по сути, еще личинкой, я оставалась дочерью Иннсмута. Претерпев удар, я повернулась и побежала за ним, поскользнувшись в лужице супа возле двери. Крутая лестница с его влажными следами – опять же оставленными супом – сообщила мне, что я нахожусь на верном пути, во всяком случае, пока не спустилась на первый этаж. Он опережал меня настолько, что направление его движения я определила только тогда, когда услышала, как за ним захлопнулась задняя дверь.

Времени звать на помощь родню у меня не оставалось – в том случае, если я надеялась остановить его прежде, чем он выбежит на улицу. К ближайшему телефону-автомату. И я побежала вслед за ним, в залитый солнцем внешний мир, где море ударяло в берег биениями огромного бессмертного сердца. И тут же остановилась.

Джереми находился в двадцати ярдах от меня, он застыл без движения там, где почва уступала место песку. Лучи солнца играли на полированном куполе его черепа, рождая странные радужные отсветы. Я не видела его под прямым солнечным светом с того мгновения, когда его преображение началось по-настоящему. Он был великолепен. Он был прекрасен.

Я подошла к нему. Он посмотрел в мою сторону, прикрывая от солнца мигательными мембранами свои медные глаза, но не сделал попытки бежать.

– Что ты сделала со мной? – спросил он, нечетко и негромко выговаривая слова. Все его зубы выпали еще неделю назад, и, хотя я видела иголочки новых зубов, выпиравшие из десен, они еще не прорезались. Скоро он начнет по-иннсмутски шепелявить, если преобразование продолжится, если его тело выдержит напряжение. – Что ты сделала с нами? И почему?

– А почему ты заражал раком всех этих мышей? – Я пожала плечами. – Мне нужно было понять, возможно ли это. Я сказала тебе чистую правду в отношении того, что в твоих жилах течет иннсмутская кровь. – Убежавшая из дома девчонка, местный мальчишка, связь их, закончившаяся сразу после того, как ее родители проследили ее путь на берега Массачусетса. Старинная история эта то и дело разыгрывается в подобных нашему прибрежных городках. Однако давно ушедшая в могилу прабабка Джереми много чего не знала о своем кавалере. Она перенесла иннсмутскую кровь в Айову, где та ядовитой серебряной струйкой перетекала из жил поколения в поколение, наконец разлившись, разбавленной, но смертоносной, в жилах мужчины, возжелавшего преобразить мир.

Джереми посмотрел на меня с негодованием, даже с обидой. Новообретенные нечеловеческие черты лица не вполне отвечали выражению. Глубоководные многолики. Нас трудно возмутить.

– Но ты имела дело не с мышами. Мы люди, разумные создания , a ты захватила нас в плен… и воспользовалась беспомощностью . Это совсем не одно и то же.

– Вы были разумными созданиями, проводившими эксперименты над низшими существами, чтобы посмотреть, что с ними будет, полагая, что имеете на это право, – ответила я. – Как тебе известно, я читала вашу Библию. Давно, когда начинала заниматься в Калифорнийском университете. Я хотела… понять, наверное. Я хотела узнать . И там было сказано, что бог дал вам власть над всеми животными и растениями мира, откуда следовало, что заражать мышей агрессивными формами рака – великолепная идея. И ты исполнял волю своего бога.

Джереми ничего не ответил. Только неторопливо повернулся назад, лицом к морю. Думаю, что в этот самый момент он все понял. И прекратил сопротивление.

– Мой бог также о многом говорил мне, хотя, как мне кажется, в более прямой и понятной форме. Он сказал мне, что некоторые из его детей сбились с пути и нуждаются в том, чтобы кто-то направил их домой. Он сказал мне, что если я сумею найти способ сделать это, то смогу помочь даже верным в Иннсмуте. Мир, где мы сможем по своей воле возвращаться в море, чтобы плавать с матерью Гидрой, стать славными, гладкими звездами, порхающими в глубинах. Чтобы жить вечно и не беспокоиться о хрупких шкурках головастиков, которыми мы сейчас являемся.

– Но это не давало тебе никакого права…

– Если твой бог дал тебе право втыкать иглу в мышь, то мой бог дал мне право втыкать иглу в человека. – Я предложила ему руку. – Пойдем. Я хочу, чтобы ты вернулся в дом.

– Море не дает мне уснуть.