Лев Протасов - Красные озера [Publisher: SelfPub]

Матвей открыл коробку, вытащил из нее небольшую настенную картину с мутным лесным пейзажем в темно-зеленых тонах, разбавленных синевой ручейка, подмигнул Ире и весело сказал:

– Гляди, чего мне от тебя подарили!

– Ну уж, от меня! – Ира разозлилась, но ради именинника не стала вслух проклинать семью.

– От тебя, конечно! На твои деньги куплено – выходит, от тебя, – старик внимательно рассмотрел изображение и добавил: – Вон, деревья растут, речушка какая-то – красиво, ага.

К двум часам дня все наконец расселись. Матвей занял место во главе стола да периодически порывался встать и подать что-нибудь гостям, однако с этим вполне справлялась Ирина. На нее слегка косились, но разговаривали приветливо. Да и коситься вскоре перестали – мало ли, что на человека наговаривают, пусть даже и родная мать, девка-то хорошая; и Матвей ее принял, значит, и остальным принять не зазорно.

Ели и пили в меру, как бы растягивая на подольше, сыпали тостами – по большей части простенькими, в красноречии никто из деревенских не упражнялся. Так, привычное «долголетия и здоровья», ибо что еще надо.

– Чего, поздравить тебя, что ли, – сказала Инна Колотова, ради шутки изображая недовольство. Поднялась из-за стола с рюмкой в руке, пошевелила нижней челюстью, вправляя ее для хорошей дикции, и договорила: – С юбилеем тебя, Матвей. Счастья-то не буду желать, нам с тобой не по возрасту оно…

– Отчего не по возрасту? – весело перебил матвеевский сосед, сидевший рядом со старухой, крепкий мужчина лет шестидесяти. – Само то, как по мне! Терять неча, остается за счастьем гоняться!

– Двадцать годков проживи еще, да я погляжу, как ты гоняться сможешь, – парировала Инна под всеобщий смех. – Аль по молодости не нагулял счастья-то?

– И по молодости нагулял, и таперича буду, – сосед издал самодовольный смешок и выпил, не дожидаясь окончания тоста.

– В общем, – продолжала Инна, – у нас-то жизнь сложилась уже. Остается только за молодыми приглядывать. Так что… долгих лет жизни тебе, Матвей. Наказ даю: чтоб меня пережил! – тут она лукаво подмигнула, как бы намекая, что задача это нелегкая.

– Тебя переживешь, как же, – пошутил Радлов.

Гости захихикали, но старались не особо громко – характер старухи всем был известен, обидится еще или скандал закатит. Колотова прошипела свое обычное «боров треклятый», погрозила зятю кулаком и села на место. Потом всполошилась, стукнула себя по лбу и с криком:

– Во дура старая, забыла! – выскочила из комнаты.

Минут через пять она вернулась в обнимку с парой дешевых рабочих сапогов и протянула их имениннику:

– На, держи! А то жалился все, что без сапогов остался.

Матвей поблагодарил старуху, даже приобнял от благодарности, а Радлов оглядел подарок неодобрительно и задумчиво произнес:

– Ну дела. У меня ведь тоже сапоги.

– И у меня тоже, – робко подал голос кто-то из гостей.

Тут из своего дальнего уголочка вышел Лука, поставил на стол большую коробку, при этом объяснив:

– А я новые тебе, дед Матвей, сшил. Благо, руки-то помнят, как оно делается.

За столом повисло неловкое молчание. Все переглянулись и вдруг хором прыснули со смеху.

– Умора какая! – воскликнул развеселый сосед, гоняющийся за счастьем. – Четыре пары сапог, это ж надо! Е-мое, отчего ж не договорились?

– Да как-то… в голову не пришло, – Радлов пожал плечами.

– Вообще-то ничего плохого и нету, ага, – сказал Матвей, расплывшись в широкой улыбке. – Главное же, пришли, подарили, и спасибо вам всем огромное! А так-то в хозяйстве сгодится.

– Теперь живи, пока все не сносишь, – Радлов поднял рюмку, половину расплескав – руки у него тряслись от переутомления. – Мои-то долго прослужат. Так вот живи и здравствуй, пока на них последний шов не разойдется!

Дружно выпили за сапоги. Остальные дарили посуду, приспособы для тренировки правой руки, хотя старик их не признавал, и прочие бытовые мелочи.

– Ой, я вам так благодарен! – говорил Матвей дрожащим голосом, чуть не плача от переизбытка чувств. – Вот прямо как когда дед мой восемьдесят отмечал. И любили же его все! Стол ломился от подарков-то! А я тогда лет девяти был, шкатулку ему ножичком вырезал. Ну, плохонькая вышла шкатулка, но он ей больше всего радовался, ага, – старик выдержал паузу, стараясь прогнать скопившийся в горле ком. – Детей он шибко поздно заделал, вот внуков и дождался только за семьдесят. А дождаться очень хотел! Внуки – оно ведь хорошо, верно? – помолчал немного, пустым взглядом рассматривая собравшуюся складками скатерть, и продолжил: – Когда дедушка помирал, маме наказ дал, чтобы Мавку не обижали. Это я Мавка, в детстве вся родня так говорила, ага. Даже не знаю… разочаровал бы я его, наверное, если б он живой был.

– Дед Матвей, да ты чего! – хором успокаивали его гости. – Ты вон какую жизнь замечательную прожил! И ведь она не кончилась еще! Столько сёл поднял! А урожаи какие собирал, загляденье!

– Да где ж теперь эти урожаи, где сёла, – старик явно затосковал, то ли от выпитого, то ли накатило под гнетом лет. – Сгинуло всё.

– Ведь такой день, – заметил жизнерадостный сосед. – Зачем о грустном?

– Да разве я о грустном? Дед меня любил просто, чего тут грустного. Жалко, на юге он похоронен. Мне б к нему, как помру-то. Вместе лежать.

– Ты не хорони себя раньше срока, – сказал Радлов. – А коли такая твоя воля будет – организуем, чего уж. Но ты, дед Матвей, туда не торопись особо. Успеется.

– Я вообще счастливый очень, – невпопад отозвался юбиляр. – Счастливый, что вы все пришли. Сапоги вон – дело хорошее. Выходит, действительно не зря я жил, ага.

Между тем из-под стола достали оставшуюся водку, стали песни петь. Поначалу Матвей скрипуче затянул:

но быстро сорвал голос и продолжать не смог. За него, впрочем, допели Радлов и веселый сосед, нестройным басом.

А потом вдруг запела Инна, заунывно и на удивление ладно:

– Господи, баба Инна! – не выдержала Ирина. – Это ж поминальная, чего вы, в самом деле.

– Ничего-ничего, – вступился за нее Матвей. – Красиво же выходит.

Но продолжать старуха отказалась – обиделась, надо полагать. Выпила стопку, сложила понурую голову на руки, а руки локтями на стол, да сидя тихонько задремала.

– Эк развезло бабульку, – пошутил сосед.

– Пусть поспит, не трогай, – сказал Матвей и попросил Иру разносить горячее.

После обеда некоторые гости ушли, в том числе и Лука – трезвому с нетверезыми обычно бывает скучно, да и таблетку пить время подходило, а с собой не брал, стеснялся при людях лекарство принимать.