Роберт Блох - Рассказы. Том 2. Колдовство.

А потом из окна донесся звук. Он ворвался, как будто со двора, и я узнал его, почувствовав холодок в спине.

Это была музыка — жуткие звуки флейты, которая играла в коридоре прошлой ночью после того, как Митре прогнал незнакомца. Это была высокая, пронзительная, истерическая музыка, которая, казалось, исходила из неведомых, чуждых миров, принося весть о каком-то нечеловеческом безумии. Я узнал ее со страхом, который не мог ни назвать, ни скрыть. Митра тоже узнал ее. Он побледнел и дико уставился на меня.

— Музыка, — прошептал он. — Снова! Это танец Ганеши!

Эти слова разрушили чары. Во время того таинственного разговора прошлой ночью он сказал что-то о «танце». Так вот значит, это он имел ввиду?

Я схватил друга за дрожащие плечи и посмотрел прямо в глаза.

— Скажи мне правду, парень, — сказал я. — Выкладывай. Кто был тот незнакомец, и что именно он хочет от тебя?

Митре затрясся всем телом.

— Я скажу тебе, но заставь его прекратить играть, заставь его остановиться, пока не поздно!

Я распахнул окно и выглянул во двор. Как только я это сделал, музыка резко оборвалась! Мои глаза скользнули вниз за окно.

Мне показалось, что я вижу фигуру, быстро удаляющуюся в тени рядом со зданием, но я не был уверен. Мерцает ли умирающее солнце на серебряном тростнике?

Нет, там ничего не было! Ничего, кроме последнего навязчивого эха этой странно оборвавшейся музыки. Я снова повернулся к Митре. Он с облегчением вздохнул.

— Он исчез. И не сделал того, чем угрожал. Слава Богу!

Мое терпение лопнуло.

— Кто этот парень и что все это значит? Говори правду, Митре, если тебе действительно нужна моя помощь!

Митре отвернулся и быстро заговорил.

— Я не все тебе рассказал, док. Но тебе следует знать это сейчас. С тех пор за мной следили из храма. Поначалу я этого не заметил: мужчина был одет как европеец и выражался по-европейски. Он не носил театрального наряда в виде бороды и тюрбана, и не приходил ко мне с угрозами или проклятиями.

Однажды на судне он подошел ко мне и спросил, не нашел ли я на востоке каких-нибудь диковинок. Мы разговорились, и я повел его в каюту и показал ему несколько ваз, другие безделушки, которые купил. Когда мы закончили, он ничего не сказал, но улыбнулся. А потом попросил меня показать ему статуэтку Ганеши. Я разволновался, спросил, откуда он про нее знает. Он ничего не сказал — просто намекнул, что слышал. И он очень хотел бы ее купить. Предложил мне тысячу, там на корабле, незаметно, наличными. Я коротко отказался и проводил его до двери. Он снова улыбнулся и сказал, что свяжется со мной.

Митре вытер лицо.

— В Париже, на обратном пути, он явился ко мне в отель. Как нашел меня, не знаю. На этот раз предложил десять тысяч. Я снова отказался. И уже начал беспокоиться. Как он узнал о краже?

Если знал он, то кто еще мог знать? Кто мог послать за мной агентов в отместку?

На следующем корабле все началось сначала. Он появился; я почти ожидал этого. Я расспросил о нем стюарда и интенданта — те ничего не могли мне сказать. Они не назвали его имени, но сказали, что он из Индии. И тут до меня дошло — это агент, посланный храмом!

Глаза Митре смотрели затравленно.

Он не размахивал ножом и не посылал ко мне через фрамугу кобр, и даже не угрожал, как полагается таким людям. Он просто улыбался, появляясь в самых неожиданных местах и предлагал мне деньги. Иногда он просто возникал на пути — и одно это действовало мне на нервы, скажу я вам! Куда бы я ни пошел, он стоял в стороне, улыбаясь и наблюдая за мной. Я тогда я начал пить. На вторую ночь в Нью-Йорке он пришел ко мне и зашептал, потому что я его не впустил его; тогда он произнес свою единственную угрозу. Он сказал, что если я не верну статую, он заставит статую прийти к нему!

Теперь я видел пот на лице Митре.

— Это было чистое безумие. Я спросил его, священник ли он. И он сказал «Да», он был в храме, когда я украл идола, и он был священником, который знал много тайн и имел власть над богом-слоном. Ему хватит могущества приказать, чтобы статуя пришла, когда он позовет, если понадобится.

Митра помолчал, глядя на меня измученными глазами.

— Док, это безумие и дикость, но это правда! Он сказал, что может сыграть танец Ганеши на своих свирелях — сыграть священную музыку, используемую в тайных храмовых обрядах, и оживить идола. Он сказал, что они делали это в храме, что камень содержит дух воплощенного бога — и что дух может быть освобожден при игре священной музыки. Или я сошел с ума?

— Нет, Грег, — тихо сказал я. — Продолжай.

— Ну, я усмехнулся. Так он и играл. Играл тихо, пронзительно. В моей комнате зазвучала музыка. И тогда я впервые увидел этих тварей — проклятых розовых слонов, которые, как … как маленькие бледные призраки, выходили из статуи! Они были розовыми, туманными, но они маршировали по комнате у моих ног и пронзительно трубили в ответ на эту воющую музыку. Мне почти показалось, что идол шевельнулся, злобные маленькие глазки уставились на меня, и я начал кричать и кричать…

Я видел, как Митре вздрогнул:

— И он тихо ушел, пока никого не разбудили. Я выпил, лег в постель и увидел сны. Сны о Ганеше. На следующее утро какое-то дурацкое упрямство помешало мне пойти к нему. Я не могла признаться, что боялся … не мог признаться, что у него были эти видения, разве ты не понимаешь? Если бы это было правдой, тогда этот мир — чудовищное, немыслимое место, в котором мы живем, не замечая невообразимые ужасы. Я не мог поверить в это и остаться в здравом уме!

Митре беспомощно пожал плечами.

— Поэтому я охранял статую, думая, что он может украсть ее. Но он никогда не опустится до такой мелкой проделки. Но в тот же вечер он снова заиграл. И я пил, снова и снова, и слоны маршировали вокруг меня, и статуя почти двигалась. Я думаю, что да, я имею в виду… Потом мы высадились на берег. Я прятался в отеле три дня и думал, что сбил его со следа. Поэтому я вернулся домой. Я должен был это сделать; дело шло к тому, что я сидел перед этим проклятым идолом весь день, смотрел на него и пил, когда в голове прояснялось. Вчера вечером я устроил вечеринку, чтобы собрать здесь людей, чтобы отвлечься от этого ужасного слона.

Глаза моего друга были полны горечи.

— Ты видел, что произошло, док. Он появился и угрожал мне. Сказал, что сыграет еще раз — это последний шанс, которым я могу воспользоваться! Он хочет забрать эту штуку в храм для совершения обрядов. Сказал, что теперь зверь злится, и если он оживет, то, прежде чем идти к нему, причинит мне вред. И статуя оживет, если он снова сыграет — я знаю это! Это могло бы случиться сегодня, если бы тебя здесь не было.

Тогда я повернулся к нему.

— Грег, не двигайся.

— Что…

— Я сказал, помолчи. Послушай меня, сейчас. Сначала я подумал, что статуя тебя гипнотизирует. Твое пьянство и устоявшиеся взгляды могли вызвать у тебя галлюцинации.