Джезебел Морган - Иди через темный лес

– Красиво, – улыбнулась она и ласково провела ладонью по моим волосам. – Спираль-солнцеворот? Очень похоже. Не буду тебя отвлекать.

– Ага, – буркнула я под нос, внимательно вплетая яркие бусины, – спасибо, ма.

Она невесомо чмокнула меня в затылок и оставила наедине с подарком Марье. Я торопилась, я безумно торопилась, хотя и понимала, что спешка сейчас – мой враг. Как я умудрилась задремать в такой момент? Да еще и гадость какая-то снилась: мрачный холодный лес, постоянный страх и горечь невосполнимой потери. Меня озноб прошиб от одних смазанных воспоминаний!

Нити покорно сплетались в паутину, и в чередовании черного и белого цвета проступал простенький узор-солнцеворот. Рябиновые ветви и ягоды для защиты от зла и обмана. Марья любит всякую мистику, древние поверья и тайны, она оценит.

Когда требовательно задребезжал дверной звонок, я заканчивала выплетать последний ряд. Закрепив нить двойным узлом, я устало и счастливо выдохнула и поспешила встретить именинницу.

Марья, даром что уже здоровая кобыла, почти с меня ростом, прыгала вокруг отца, как ребенок малый. В ее растрепанных волосах жизнерадостно желтел веночек из одуванчиков, а солнечные блики, казалось, до сих пор отражались в ее светлых глазах. Я залюбовалась сестрой, пока мать с оханьем осматривала ее сбитые коленки.

– Девочка-беда, – тихонько рассмеялась я, подойдя к Марье. Поправила венок в волосах: – Как так умудрилась?

– Я котенка спасла! – И с радостным писком она повисла у меня на шее, едва не свалив.

– Героиня! – Прохрипела я, аккуратно высвобождаясь из объятий. – Защитница сирых и убогих…

– Иди умываться, – немного резковато оборвала наше перешучивание мать и подтолкнула сестру к ванной. – Тебя подарки заждались.

Когда Марья вприпрыжку ускакала в ванную, я повернулась к отцу:

– Дай угадаю: спасенный котенок будет жить с нами?

Отец только с виноватой улыбкой развел одной рукой, другой прижимая к себе сверток из пиджака:

– Твоя прозорливость не имеет равных. Надеюсь, вы не лишите усатую-полосатую Марью-Марусю права на крышу и еду?

Мама всплеснула руками, но промолчала: она давно смирилась с тем, что отец во всем потакал нашим капризам и интересам. Разве не в этом и заключается любовь и поддержка: принимать и не осуждать интересы близких, даже если не понимаешь их?

Сверток на руках отца закопошился, из складок ткани высунулась остренькая синеглазая мордочка и требовательно мяукнула.

– На одного маленького тирана стало больше, – хмыкнула я и поспешила скрыться в комнате, пока на меня не повесили заботы о котенке. Нет, я, безусловно, люблю животных, но только когда их хозяин не я.

Застолье шло своим чередом, спокойно и размеренно, только Марья пару раз срывалась проверить своё хвостатое чудо. Когда сестра убежала искать котеночка в очередной раз («я только проверю, не проголодалась ли она!»), я задумчиво пересчитала свечки на торте и, переведя взгляд в потолок, ни к кому не обращаясь, произнесла:

– По-моему, на торте десять свечек лишние. Четыре как-то больше соответствуют ее поведению.

– Ты в ее возрасте была такой же, – мягко усмехнулся отец, подбирая хлебом подливку.

– Разве? – я демонстративно фыркнула. – Значит, после поступления в институт я сильно поумнела!

Мать поспешила уткнуться в бокал с вином, но я все равно заметила ее усмешку.

Когда пришло время разрезать торт, я занервничала. Мне почему-то пришло в голову, что Марья совсем не обрадуется моему подарку. Улыбнется, конечно, поблагодарит, но останется разочарована. Я же знаю, только от двух людей подарка она ждет с замиранием сердца, зная, что это будут самые правильные, самые нужные и самые волшебные вещи. И когда ты один из этих людей, чудотворец в чужих глазах, не оправдать ожидания становится особенно страшно, до липкого пота и похолодевших пальцев.

Я вручала свой подарок последней. Первым успел отец: он сурово нахмурил брови и напомнил, что котенок – это не игрушка, и раз Марья так возжелала завести себе зубастую тезку, то пусть сама за ней и ухаживает. Сестра серьезно кивнула и с ехидцей поинтересовалась у отца, не за дуру ли он ее держит, раз такие прописные истины повторяет.

Мать вручила пару книг – из тех, что так просто в магазине не найдешь. Наверное, ей отец тихонько шепнул о желаниях мелкой – мамина способность феерически не угадывать с подарками была уже притчей во языцех.

Наступила моя очередь. Я выдохнула, как перед прыжком в воду, и решительно потребовала, не позволив голосу задрожать:

– Закрой глаза и дай руки!

Марья тут же зажмурилась и протянула мне раскрытые ладошки. Я только головой покачала и аккуратно опустила на ее руки ловец снов, едва задев ладони. В электрическом свете сухие бусины особенно сильно напоминали кровь, а соколиные перья покачивались, как на неощутимом ветру.

– Ух ты! – завопила Марья, разглядывая ловец со всех сторон. – Офигенно! Ни у кого такого нет!

В глазах немного помутилось, силуэты матери и отца начали расплываться, а звуки становились тише и отступали на второй план. Я вцепилась в край стола заледеневшими руками, до боли сжала пальцы, чтобы не лишиться чувств.

Я коснулась Марьи, но не ощутила прикосновения, словно она была призраком.

Сквозь пестрые праздничные цвета семейного застолья вспышками проступали другие: тяжелые, холодные, мрачные, напоминающие о безысходной тоске глубокой осени и одиноком запустении покинутого дома.

Рябина, сухие ягоды и тонкие веточки. Они действительно защищают от лжи, и яркий, завлекательный обман вокруг них растворяется, сгорает и обнажает отвратительную реальность.

Так мигает лампочка: мгновение света сменяется мгновением тьмы, и ты не знаешь, в какой момент видишь правду. Вернее, ты можешь сам выбрать то, что будешь считать правдой: яркий и светлый мираж или выстуженную реальность.

Я зажмурилась, безжалостно уничтожая светлый образ идеальной семьи. Отец мертв. Мать спилась. А Марья…

Марья…

Я не могла вспомнить, что с ней стало. Я сидела одна в темном, холодном зале, где ничего не напоминало о жизнерадостном празднике, который отмечала дружная и очень счастливая семья где-то в другой реальности. Блеклые потертые обои кое-где уже отошли от стен, пыль толстым слоем покрыла пол и подоконник. Оконное стекло покрывали крупные капли дождя, в некоторых отражались блики от фар проезжающих машин.

Я лежала на диване, сжавшись в комочек и пытаясь согреться. В тишине покинутой квартиры мое прерывистое дыхание звучало отвратительно громко.

Я не могла вспомнить, как выглядит моя сестра. Я пыталась воскресить в памяти картины миража, но перед глазами всплывали посторонние мелочи: то мордочка котенка, то спокойная, благодушная улыбка отца, то пристальный, ясный взгляд матери. Я вцепилась зубами в запястье, чтобы не разрыдаться от несправедливости. Я хотела себе ту жизнь, которой была так жестоко лишена.