Юрген Ангер - Краденое солнце

– В экарте и фараоне от нашего умения выигрыш не зависит, – пояснила Бача, – голая фортуна. В них, по-хорошему, можно и без карт играть, например, пуговицами.

Герасим Василич прикинул что-то про себя и согласно фыркнул.

Визит в игорный дом Коржика закончился триумфально – Герасим Василич даже уговорил Бачу уйти пораньше и «не грубить», то есть не вызывать подозрений своей столь уж великолепной фортуной.

Диглер уже поджидал их в гостиной, с двумя охотничьими ружьями. Он вскидывал на плечо то одно ружье, то другое, и хищно прицеливался в обезьянок на картинах.

– Нагулялись, господа? – спросил он безразличным тоном, и у Бачи отлегло от сердца. Потому что кто знает, что в голове у такого, как Диглер – может и приревновать, и обидеться.

– И вполне успешно, – безоблачно подтвердил Герасим Василич, – Это ведь вы у нас наследник, а бедным людям нужно как-то вертеться, чтобы добыть хоть немножечко денег.

– Да-да, – согласился Диглер, – Бог с вами с обоими… Мне наконец-то доставили моих обещанных Лоренцони.

– Это где пороховница в прикладе? – вспомнил Герасим Василич, – Наполовину ружье, наполовину бомба.

– Сами вы бомба, – обиделся за свои трофеи Диглер, – Вы мещанин, что вы понимаете. Базилис, спасибо вам – за то, что гуляли по притонам в моем белом парике.

– Вы хвалите меня сейчас или ругаете, Кристиан? – уточнила Бача.

– Конечно же, хвалю. Ведь Нордхофен – блондин, не стоит этого забывать. Вы говорили, что умеете стрелять – так покажите мне. Прострелите уши моим макакам.

– Я не стану портить макак, – вздохнула Бача, – Дайте мне вашего Лоренцони.

– Вы – как Вильгельм Телль? Пронзите яблоко на голове нашего непризнанного принца?

– Еще чего, – проворчал принц и на всякий случай спрятался за фальшь-колонну.

Бача вскинула ружье, прицелилась и мгновенно тремя выстрелами погасила – три свечи в шандале. На стене, правда, остались три дыры – но тут уж ничего не поделаешь.

– Ого, – восхитился Диглер, – Как же так? Кто вас учил? Вы женщина, и к тому же мещанка – как?

– Моя мама была грандесса, – чуть смущаясь, пояснила Бача, – Иногда мы вместе охотились. Донья Дорадо-и-Эскобар, мир ее праху…

– А-а… – протянул потрясенный Диглер, глядя на Бачу – уже совсем другими глазами, – Так вы вроде меня, полукровка. Идите, идите в свои комнаты, ничего не случилось, это мы так развлекаемся, – на пороге возникли трое перепуганных выстрелами слуг, и Диглер отправлял их восвояси.

Ночью Бача уже и не удивилась, когда услышала стук в дверь. Диглер стоял на пороге, в своем домашнем и стеганом.

– Что, опять? – спросила Бача и зевнула.

– Ага, – хищно улыбнулся Диглер, лунно-белый в темноте.

– Тогда давайте пояс.

– А его нет, – Диглер взял ее руку и провел ею под домашним и стеганым – Бача ощутила подушечками пальцев горячую бархатную кожу, и руку тут же отдернула.

– Не знала бы, что вы из этих самых, решила бы – что вы со мною заигрываете, – Бача отошла от двери, – Проходите, я дам вам подушку. Зачем вы это делаете?

Она устроилась в постели, бросила Диглеру подушку. Тот поймал и улегся – в ногах, как кот.

– Если бы я знал, что и зачем делаю, жил бы по-другому, – ответил он тихо, – Я иду по жизни наощупь, вслепую, par coeur, как говорят французы.

– Как же отец ваш сделал вас наследником? Уж лучше, мне кажется, никакого наследника, чем вот такой, как вы – идущий по жизни наугад.

Диглер повернулся на спину – закинул руки за голову и положил ногу на ногу, как он любил. Белые мраморные колени отразили лунный свет.

– Я не со всеми такой, как с вами, – ответил он, – Мой папи знает меня совсем другим. С ним я чопорный такой, очень правильный и чинный Нордхофен.

– Мне, значит, повезло. Но я ведь женщина, Кристиан, и замужем, и люблю другого – что вы от меня, в конце, концов, хотите?

– Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, ну, и далее по тексту, – начал Диглер монотонно и печально, но потом, видать, забыл, как там дальше.

– И что это значит?

– Послание к Коринфянам, святой Пауль, кажется. Я люблю вас, Базиль. Не знаю, как оно так вышло. Разум мой говорит мне – не смей, природа моя зло смеется и тоже отвечает – нет, и только глупое сердце шепчет мне – да. Но вы не бойтесь, Базилис, вы ведь поняли, что я такое. Я ведь даже не могу до вас дотронуться.

– Ага, потому что стошнит, – вспомнила Бача, – Вы любите выдуманного господина Оскура? Ведь не меня же, в самом деле?

– Уже не знаю, – отчего-то растерялся Диглер, – Я же не взял к вам свой пояс. Не заставляйте меня об этом думать. Давайте спать, Базилис.

– Спокойной ночи, Кристиан, – прошептала Бача и вытянула ступни к грелке. Диглер тоже свернулся калачиком и накрыл свои ноги краем ее одеяла. Бача подумала – а не вообразила ли и она свою собственную любовь, как этот вот Диглер? Может, и Яська для нее – такая же химера, как несуществующий Базиль Оскура? И в самом деле – не заставляйте меня об этом думать…

Нет, то не было, к сожалению, подобие знаменитых баронских охот. Загонщики из графской дворни, скромная свора – не для преследования дичи, а только лишь для добора подранков. Да и сама охота была предприятием скорее гигиеническим – расплодившиеся косули слишком уж объедали графские угодья, пришло время проредить их поголовье или, на худой конец, спугнуть к соседям – пусть объедают там.

Бача, добрая женщина, жалела благородных животных, а вот доппельгангер ее кавалер Оскура не жалел никого. И молодой Нордхофен, которого приходилось ей играть – уж точно не жалел никого. Он мчался за дичью с заострившимся хищным лицом – Бача видела словно со стороны – и убивал, почти не целясь, одним выстрелом, в голову. Вот за кем и не нужно было собирать подранков – только трупы.

– А ты, дура, не верила, – шипел Фрици фон дер Плау своей Веронике. Фрици все нравилось – и угодья, и добыча, и сам молодой и очень меткий охотник. Вероника, ни разу ни в кого не попавшая – только в шляпу загонщику – сидела на своей кобыле злая и красная. Женским седлом она пренебрегла, ехала в штанах и верхом.

– Не всем слухам следует верить. Ты, племянница, должна извиниться перед молодым Нордхофеном, и сказать, что согласна, – наставительно советовал девушке Фрици. Девушка в ответ злобно фыркала.

«А ведь она была права» – подумала Бача. Диглер, тот, что настоящий Нордхофен, стрелять не умел совсем. Тут Яська Веронику не обманул. В болоте бессильно трепыхалась умирающая косуля, собака бегала вокруг нее, кусала за ноги, тянула, тявкала. Диглер смотрел на всю эту феерию со своего коня сверху вниз – и ничего не делал.

– Отчего вы ее не добьете? – спросила Бача.